Недалеко от Владимира есть село Боголюбово, а в полутора километрах от него и стоит храм Покрова на реке Нерль, в том месте, где она сливается с Клязьмой.
―Именно этот храм изобразил на своём полотне художник Сергей Васильевич Герасимов. [Сл.1] Репродукция с картины помещена у вас в учебнике. Откройте её. // Как вы думаете, почему именно эту церковь он нарисовал? (Ожидаемый ответ уч-ся: совершенно очевидно, что храм произвёл на художника сильное впечатление.)
Во многих пейзажах художника значительную роль играет изображение древнерусской архитектуры. Одним из таких полотен и является «Церковь Покрова на Нерли». Сергей Васильевич считал, что в величавых и гармоничных формах древнего храма отразился характер русского народа. [Сл.3] Вот она, репродукция с картины С.В.Герасимова, и чудо-храм, о котором мы сегодня говорим.(Работа с «Опорной карточкой»).
Церковь Покрова на Нерли воздвигнута по велению Андрея Боголюбского в 12 веке в честь его удачного похода на поволжских болгар и в память старшего сына Изяслава, смертельно раненного во время этого похода. Построена она была, по словам летописца, «единым летом» (за один год).
― Каждая картина рождена определённым замыслом художника. А на раскрытие этого замысла «работают» все детали картины и её композиция.
В. Что такое композиция? (Построение).
В. Какие элементы композиции выделяют, говоря о картине? (Передний план, задний план, центр, фон).
― И, конечно, мы не должны забывать о названии картины! У Герасимова есть картина, которая называется «Пейзаж с церковью», а эта называется «Церковь Покрова на Нерли». [Сл.5] Сравните.
В. О чём говорят названия? // (Что является главным на 1-й картине, судя по названию, да и по расположению церкви? И что – на 2-й?) (На 1-ой главным является пейзаж, а церковь его дополняет, на 2-й – церковь главная).
― В таком случае начнём наш разговор о картине с церкви.
В. Какими словами можно описать храм, изображённый здесь? (Белокаменный, ослепительно белый, красивый, изумительный, чудесный, изящный, гармоничный, устремлённый ввысь, лёгкий и др.) (Работа с «Опорной карточкой»).
В. Где изображена церковь? (На заднем плане, но в центре картины.)
― Смотрите, как интересно получается: поместив храм в центр картины, художник словно говорит нам: «Вот что тут главное! Полюбуйтесь этим замечательным храмом!» А отнеся его на задний план, художник словно говорит нам: «Но посмотрите, где он стоит! Это заслуживает не только внимания, но и восхищения и, возможно, размышления». (Работа с опорной карточкой).
В. Так где же он стоит? Расскажите, что является фоном для храма? (Храм изображён на фоне чудесного пейзажа. Большу́ю часть картины занимает лазурное (синее) небо с бело-розовыми облаками. Рядом с храмом высокие деревья. От переднего плана его отделяет река; в её тёмно-синей воде отражаются и сама церковь, и деревья, и облака. И вокруг – луговое среднерусское раздолье с ярко-зелёной сочной травой и жёлтыми цветами, наверно, одуванчиками. (Работа с «Опорной карточкой»).
В. Буду ли я права, если скажу, что храм удивительно гармонирует с окружающей его природой? Или он производит впечатление чего-то чужеродного здесь? (Храм точно и естественно вписывается в окружающий его пейзаж, он гармонирует с ним). (Работа с «Опорной карточкой»).
В. Изящный храм, удивительный пейзаж… Да ещё можно представить свежий ветерок, который образует лёгкую рябь на воде, травяной и цветочный аромат, да нескончаемую песню жаворонка, который непременно поёт в такой солнечный день над луговым раздольем… Какие чувства вызывает эта картина? (Светлые, добрые). (Работа с «Опорной карточкой»).
В. Ещё одна деталь картины не может не привлечь внимания зрителей. Какая? (Люди на картине).
В. Кого мы видим? (Мы видим группу людей на заднем плане, они идут от храма. А на переднем плане изображены мать с маленькой дочерью. Они гуляют по берегу реки, девочка собирает цветы).
В. Совершенно очевидно, что всё это предусмотрено замыслом художника. На какие-то мысли вас это наводит? Зачем изображены здесь люди? // Причём, видно, что на заднем плане люди постарше, женщина молодая, девочка совсем ещё малышка.
― Готового ответа здесь нет и быть не может. Наверное, у каждого человека возникнут свои ассоциации, свои размышления. У меня, например, философские мысли возникают: более 8 веков стоит этот храм на Нерли… Сколько же воды пронесла река мимо этих стен! Сколько поколений людей сменилось, сколько событий свершилось на этой земле! А красота-то эта уцелела! Ни у кого не поднялась рука на неё. Может быть, потому, что из поколения в поколение передавались любовь и уважение к этой красоте. Вот и мать привела свою дочку полюбоваться храмом. А может быть, наоборот, эта красота спасала людей от озлобления, от потери нравственности, вселяла в души любовь, веру, надежду. И люди берегли её. Мне кажется, что эти вещи связаны друг с другом. (См. «Опорную карточку». Может быть, сейчас вы ничего не напишете в последней части карточки, а дома постарайтесь подумать над последним вопросом и что-то написать.)
Хочу вернуть вас к строчкам из стихотворения Льва Болдова, уже звучавшим на уроке:
Поле безлюдное. Речка неспешная.
Край, всем открытый ветрам.
Путь потерявшие, лишние, грешные –
Все мы придем в этот храм!
В. Как вы думаете, какой смысл вложил поэт в последнюю строчку? Какой приход он имел в виду? Все непременно побывают в этом храме? Или речь идёт о чём-то другом? (Ответы уч-ся)
― Речь идёт об исторической памяти: поэт говорит о том, что мы должны знать свою историю, народ, к которому принадлежим, его мировидение, его представление о красоте, должны ощутить духовность русского народа, прикоснуться к ней. Если этого не случится с каждым из нас, у нас не будет будущего. Или оно будет очень неважным.
В. Как вы считаете, можно ли считать созвучными замысел картины С.В.Герасимова и стихотворение Льва Болдова? (Конечно. И художник, и поэт призывают нас сохранять русскую культуру).
В. Состоялось ваше знакомство с храмом? А с картиной С.В.Герасимова?
― Дома вы напишете сочинение. Тема обозначена в «Опорной карточке» (прочитайте вслух), материалы к сочинению собраны.
В. Какую основную мысль вы будете раскрывать в сочинении? (Храм Покрова на Нерли – удивительный памятник древнерусской архитектуры, который гармонично вписан в окружающий пейзаж. И это память о великих делах наших предков, сумевших построить такое чудо, которое надо сохранить.)
В. В каком стиле речи будет написано сочинение? (В публицистическом // в художественно-публицистическом).
В. А тип речи какой выберете? (Описание с элементами рассуждения).
― Знаю, что вам всегда трудно начать сочинение, поэтому предлагаю возможное начало…
[Сл.8].
Домашнее задание:
написать сочинение на тему «Моё знакомство с храмом Покрова на Нерли и картиной С.В.Герасимова», используя материалы «Опорной карточки».
«Опорная карточка»
Материал для сочинения «Моё знакомство с храмом
Покрова на Нерли и картиной С.В.Герасимова».
1. А) Храм Покрова на Нерли находится (где?) во _________________________ области, недалеко от
посёлка ______________________ ________на реке _ __ _
Он построен (когда?) ___________________ (кем?) _________________ _____ ____
_________ ___________________________
Б) Историки связывают это (с каким событием?) ___________ ________________ ____
_________________________ _________________________________ _____________
2. А) На первый взгляд храм (какой?) ____________________ ____ __________________
Мы видим элементы, обычные для древнерусской архитектуры (какие?): _____ ___ _
______________________________________________________ __________________________________
Поэты сравнивают храм (с чем?) _________ __________________________________
____________________________________________________
____________________________________
Б) (Почему именно этот храм изобразил С.В.Герасимов?) ________ __ ______________
___________________________________
_________________
___________________
Какими словами можно описать храм, изображённый здесь? __________ ____ _____
__________________________________
_____________________________________
3. А) Где изображена церковь? Почему? __________ _____ __________________________
__________
____________________
_________________________________________
__________________ ____ _________________________________________________
Б) Что является фоном для храма? ________ __________________________________
___________________________________________________________________________
________________
_________________________________________ __________________________________________
В) Как связан храм с окружающим пейзажем? ______________ __________________
____________________________________________________________ ______________________________
4. А) Какие чувства вызывает эта картина? _________ ____________ _______________
Б) Зачем на картине изображены люди? (Ваши размышления). __________ _________
__________________________________________________________________________________
_________
_______________________________________ ___________________________________________________
Когда отправляюсь я со школьниками-туристами в поход по Владимирщине, то сперва показываю им боголюбовскую старину, а потом уж веду их к прославленной на весь мир церкви Покрова на Нерли. Это недалеко, меньше полутора километров.
Как только пересечешь железнодорожные пути, так издали из-за рощицы показывается небольшая беленькая церковь. Я назвал ее - Златокудрая царевна. Во времена моей юности купол ее был золотым и ярко горел на солнце. За долгие годы золото потускнело, но буроватые пятна ржавчины и потеки по бокам луковицы придавали церкви особенно поэтичную проникновенность.
Впрочем, и сейчас, с темно-серым куполом, до чего она хороша! Стоит одиноко возле вязовой рощи, на небольшом холмике невдалеке от реки Нерли, на берегу тихого озерка-старицы.
Наша цепочка туристов еще только приближается к церкви, а повседневные разговоры как-то сами собой замолкают...
Подвожу я ребят к моей царевне и говорю им:
Скидывайте рюкзаки и поздоровайтесь с ней. Перед вами самая красивая в нашей стране церковь. Ступайте, смотрите и любуйтесь пока одни, без меня. Сейчас ничего вам рассказывать не буду.
Слова служат для доказательств. А тут нужно только смотреть на белые очертания, на игру света и теней, только вглядываться попристальнее внутренним своим оком и чувствовать сердцем.
Мои юные спутники-туристы видят не только церковь, но и окружающий ее цветущий луг, белые и золотые кувшинки на маленьком озерке-старице, вдыхают запахи травы... Они обойдут царевну и раз и два... Потом мальчики постоят в одиночку, девочки вдвоем-втроем, обнявшись. Потом я соберу их всех вокруг себя и начну рассказывать. И вовсе не об Андрее Боголюбском и не о древнерусском зодчестве, а отвлеку их, казалось бы, на совсем постороннюю тему.
В конце октября 1941 года саперная часть, где я служил, была расквартирована по селам возле Боголюбова. Немногие вроде меня были молоды, а все больше пожилые, старше пятидесяти лет, годные лишь в нестроевую службу. Прежде чем попасть на Владимирщину, копали мы в Смоленской области противотанковые рвы. Потом Гитлер ударил, командование и перебросило нас за Москву, на берег Нерли.
Страшно вспоминать тот ноябрь. Замполит каждый день читал сводки Информбюро. Сводки те были скупые, в несколько фраз, и в каждой фразе стояло противное слово «направление» с прилагательными от названий городов. И подползали те прилагательные все ближе и ближе к Москве. Дошло до крайнего: мы услышали «Клинское направление, Тульское, Серпуховское...». Враг с севера и с юга охватывал клещами нашу столицу.
А морозы тогда стояли лютые, бесснежные, ветер до нижней сорочки пробирал. Ходили наши старички саперы то дороги чистить, то на станцию Боголюбово дрова и торф грузить. Казалось нам, забыли нас тут. Почему держат? Почему никуда не отправляют? И кормили нас неважно. Тыловой паек жесткий выдавали - кусок хлеба да половник приварка.
И от всей нашей тогдашней малополезной жизни настроение у нас было тяжелее тяжелого.
Мне все-таки повезло. Дали мне - теперь уже можно в этом признаться - командировочное предписание: дескать, такой-то направляется в город Ковров за медикаментами. А на самом деле я за пятьдесят километров два раза в неделю в Любец на поезде катался - там у меня в колхозе жена работала. А трудодень в том колхозе был богатый.
Приеду домой, увижу двух своих маленьких сынков, сытых и в тепле, так словно полегче на душе станет.
Каждую поездку привозил я из Любца себе и своим непосредственным командирам пуд картошки, поэтому мои не очень-то законные путешествия в общем-то поощрялись.
Декабрь наступил. Закружились метели, морозы еще страшнее ударили. Наша часть все не двигалась, все ждала «особого распоряжения». По сводкам Информбюро, наступление гитлеровцев вроде бы приостановилось. Много дней подряд передавали: Клинское да Клинское направление, следующее к востоку - Дмитровское - не появлялось.
Отправился я с пустым вещмешком в очередную поездку. Пришел на станцию и узнал: что-то случилось - поезд будет не раньше чем через три часа. Досадно мне стало. Значит, в Любец попаду только ночью.
А, рассчитывая на домашний ужин, я весь свой паек друзьям однополчанам отдал.
Походил я, ежась от ветра, по платформе. Снег синий-синий на солнце блестел. Снежные струйки неслись, подгоняемые ветром... И увидел я вдалеке, посреди необозримой белой равнины, Златокудрую царевну в подвенечной фате.
До войны мне несколько раз возле нее довелось побывать. А как наша воинская часть сюда попала, так только издали любовался ею.
Времени у меня было достаточно, и я прямехонько по сверкающему насту, нагнув голову, зашагал против ледяного ветра.
Вдруг заметил бумажку зелененькую, за прошлогодний бурьян зацепившуюся. Поднял ее. Да это фашистская листовка! Сейчас не помню точно ее содержания - словом: «Сдавайтесь! Мы под самой Москвой! Наша армия непобедима. Скоро фюрер будет принимать парад на Красной площади...»
Я бумажку от злости на мелкие клочки изорвал и пустил по ветру. Зашагал дальше, не глядя вперед; от ветра глаза слезились.
Подошел к церкви. Тишина меня охватила. В пустой сторожке оконные стекла были выбиты, дверь на одной петле болталась. Снежные заструги перекрестило множество заячьих следов.
И стояла белокаменная спящая царевна одна-одинешенька, всеми покинутая, сугробами занесенная; купол ее, когда-то золотой, совсем потемнел, проржавел...
Обошел я один раз, другой раз, задумался... Кремль, Красная площадь, Мавзолей... и Гитлер. Никак в голове не укладывалось. Ну просто душа не принимала.
«Нет, нет!» - отбрасывал я прочь кощунственные мысли... Такой на меня напал ужас, что я повернулся и, подгоняемый попутным ветром, помчался назад чуть ли не бегом.
На станции сразу заметил движение. Наши саперы словно бы проворнее обычного накатывали лес на железнодорожные платформы. Замполит тут же ходил, постукивая от холода хромовыми сапожками.
Я подошел к нему. Глаза его сияли неподдельным, удивительным для тех гнетущих месяцев восторгом. Он показал мне сводку Информбюро.
Это было потрясающе! Западный фронт на сотни километров прорван! Освободили столько-то населенных пунктов, такие-то города, захватили орудия, подбили танки, взяли пленных... И цифры, цифры... Даже голова кружилась!
За то зимнее наступление наши войска продвинулись вперед не так уж много. В последующие годы вырывались стремительнее, захватывали пространства обширнее. Но моральное значение той, первой под Москвой, нашей победы было огромным, исключительным. Люди приободрились. Люди поверили. И за один день миф о непобедимости Гитлера лопнул как детский воздушный шар.
Через неделю на станцию Боголюбове подали товарные вагоны. Мы погрузились и покатили на запад.
С тех пор мне довелось участвовать в Сталинградской и Курской битвах, в разгроме немцев под Бобруйском. Все дальше и дальше откатывался фронт от берегов Нерли. Я видел разрушенную Варшаву, пылающий Берлин.
И сколько раз после очередной нашей победы вставала перед моими глазами та далекая, извечно прекрасная царевна!
Она была для меня Победой!
Почему-то теперь купол ее выкрасили темно-серой с зеленоватым оттенком краской. Так это жалко и так портит общее впечатление.
Но для меня она всегда останется Златокудрой. И когда я привожу ребят-туристов к ее подножию, то рассказываю им сперва эту историю, а потом уже говорю об Андрее Боголюбском.
Церковь Покрова на Нерли была построена по велению Андрея в честь его удачного похода на поволжских болгар и в память старшего сына Изяслава, смертельно раненного во время этого похода. Построена она была, по словам летописца, «единым летом» (за один год).
Посол Грузии, когда ладьи его пристали к берегу, как раз и видел это строительство.
В «Житии святого князя Андрея» говорится:
«Сего же лета (1165 год) сын его первый Изяслав Андреевич ко Господу отъиде... Сей же великий князь Андрей, еще печалию о скончавшемся сыне объят быв, и скорбяще, обаче более в богоугодные дела поощря-шеся, ибо Боголюбские обители яко поприще едино (т. е. на расстоянии одной версты) на реке Клязьме, в лугу нача здати церковь во имя пресвятые Богородица, честнаго ея Покрова... на устьи реки Нерли... оную церковь единым летом соверши...»
Это была первая церковь, выстроенная в честь нового, установленного волею Андрея праздника Покрова Богородицы.
В архиве Третьяковской галереи, в фонде выдающегося русского художника В. Д. Поленова хранится письмо отца Василия Дмитриевича - Дмитрия Васильевича, который в молодости, в сороковых годах прошлого столетия, служил секретарем русской дипломатической миссии в Греции. Рассказывая о своих впечатлениях родителям, молодой дипломат описывает, как вместе с приехавшим в Афины знаменитым художником Брюлловым осматривал Акрополь:
«Я был вместе с ним в Акрополисе в первый день его приезда; когда мы взошли на холм и Парфенон открылся перед нами, он воскликнул, всплеснув руками, и остановился как бы в положении молящегося... И начал потом разбирать его красоту. Он признал, что невозможно и никто еще не достиг до того, чтобы соединить эту необыкновенную простоту в частях с таким величием и легкостью...»
Если откинуть слово «величие», все остальное целиком приложимо к нашему русскому Парфенону.
Первое впечатление при взгляде на облик церкви - это ощущение покоряющей женственности. Ее не назовешь ни храмом, ни памятником старины. Для меня она Златокудрая царевна... Один поэт назвал ее крестьянской девушкой-невестой в подвенечной фате, милой, застенчивой, иногда радостной, но чаще печальной. Воронин сравнил ее с музыкой, с песнопениями. Может прийти на ум икона Владимирской богоматери: там молодая женщина как бы светится духовной красотой матери. И здесь белые стены словно дышат столь же неземной красотой.
Ни убавить, ни прибавить, ни передвинуть ни одного камня нельзя - так непостижимо пропорциональны все части этого единого и прекрасного целого.
Три полукруглые алтарные апсиды совсем не похожи на суровые полубашни Кидекшского храма, они выдвинуты вперед, но немного, «в меру». На каждой апсиде щелевидное окно. Современные строители разместили бы все три окна по шнурку в один ряд. А зодчий Андрея взял да и приподнял среднее окно чуть повыше крайних. Отчего это ему захотелось? Едва ли он сумел бы ответить - просто сердце подсказало.
Стройными были все храмы, воздвигнутые при Андрее Боголюбском, но до нас дошло от них немногое. А эту церковь, стоявшую в стороне от проезжих дорог, от городов и селений, враги грабили мимоходом, и пожары ее щадили. Потому и дожила она до нашего времени, претерпев не столь тяжкие невзгоды.
Раньше была она выше, за свою долгую жизнь на два ряда камней вросла в землю.
Зодчий, строивший ее, сумел соединить необыкновенную простоту в частях с удивительной легкостью. Она точно белая голубка, готовая взлететь на небо. Этой легкости зодчий достиг многими вертикальными линиями стен, будто не имеющих никакого весу.
В молодой березовой рощице все стволы тянутся к небу, к солнцу. И по замыслу зодчего все линии стен, колонки аркатурного пояса устремлены вверх. Так здание кажется выше, воздушнее, легче.
На северной, южной и западной стенах над каждым средним окном помещена одна и та же композиция: библейский юноша - царь царей Давид восседает на троне; в левой руке вместо арфы он держит славянские гусли, ниже три женские маски, а еще ниже два льва с хвостами, продетыми через заднюю лапу; концы хвостов разветвляются и превращаются в три цветка. А над каждым боковым оконцем изображен четырехлапый грифон, терзающий то ли лань, то ли ягненка. А под каждым грифоном еще по две женские маски.
О чем поет царь Давид, подняв правую руку вверх? Он славит богородицу. Львы и орлы нисколько его не боятся и слушают дивное пение, а грифоны держат в лапах ланей, чтобы принести их в жертву той же богородице.
Богоматерь и отважный Давид - победитель Голиафа. Оба эти образа были близки заказчику - князю Андрею, который мнил себя победителем. Львы-стражи и одновременно цари зверей вместе с грифонами являлись символом княжеской власти. А женские маски? Их очень много - двадцать одна под композициями Давида и грифонов да по концам отдельных аркатурин еще двадцать. Маски самые различные, лица то удлиненные, то с пухлыми щеками. Но это вовсе не святые девы, над ними нет нимбов.
Да это самые обыкновенные девичьи лица, исполненные поэзии, и, видно, высекали их с большой любовью и особым тщанием лучшие мастера-камнесечцы.
Праздник Покрова отмечался 1 октября, когда после уборки урожая повсюду в крестьянских дворах играли свадьбы.
И надо думать, изображали мастера на стенах церкви головы деревенских девушек-невест.
Так зодчий, вставив в стены столько женских масок, углубил ощущение поэзии и проникновенной женственности, приблизил свое белокаменное творение к простому народу.
Словно сошлись крестьянские девушки перед своими свадьбами здесь, на лугу возле Нерли, и запели. И тихая песня их будто застыла в облике белокаменной царевны. И сама она стала по словам их: «Як невеста...»
Внутри церковь кажется совсем маленькой - стены-то в полтора аршина толщиной (98 см). Там тишина. Под высоким куполом гулко раздаются голоса. И также устремлены ввысь линии белых стен, линии четырех столбов, подпирающих своды. Церковь пуста - никаких украшений, никаких фресок нет, только львы притаились в пятах арок. Львов много - целых двадцать пар. Они лежат, повернув головы, переплетясь хвостами. Иные улыбаются, как в Успенском соборе города Владимира, а иные оскалили зубы и словно готовы спрыгнуть сверху и растерзать каждого, кто посягнет на стены церкви...
После убийства Андрея церковь долго стояла заброшенной, потом вокруг нее обосновался небольшой женский монастырь. Потом его упразднили и церковь вновь оставили «без надобности».
Деревень вблизи не было, молиться никто сюда не приходил.
Но не пропадать же зря столь добротным белым камням. В конце XVIII столетия хозяйстенный игумен Боголюбовского монастыря Парфений обратился к епископу Владимирскому и Суздальскому Виктору с нижайшим посланием - разрешить церковь разобрать, а камень употребить на постройку монашеских келий, кузницы и для подновления ворот.
Епископ свое «благословение» дал. Подрядчик, который по договору с монастырем взялся ее умертвить, нанял крестьян из ближайших деревень. Подошли мужички, оглядели беззащитную со всех сторон, почесали затылки и принялись разбирать кирпичную паперть, пристроенную в XVII столетии. Опять перекрестились. Один полез на купол, да золотая соринка ему в глаз попала, он и спустился на землю кривой. Смутились мужички - не дурной ли это знак, однако вонзили свои ломы в белые стены. Но камни были скреплены столь прочным известковым раствором, что не поддавались никак. Пошел подрядчик в монастырь со слезной мольбой, запросил вдвое большую цену. Игумен отказался, и договор был расторгнут.
История с золотой соринкой, разумеется, позднейшая легенда, а подлинное «дело» о попытке разрушения церкви хранится во Владимирском областном государственном архиве.
Девяносто лет спустя после расторжения договора снова подобрались к Златокудрой царевне враги. Притаившиеся над столбами белокаменные львы не бросились на ее защиту.
Было решено «обновить» церковь. Стянули железным поясом все четыре ее стены, водрузили на крыше длинные, похожие на торчащие в разные стороны рога, водосточные желоба. И самое преступное - начисто соскребли остатки фресок XII столетия.
Бессмысленно было издеваться над царевной. Ведь каменщики Андрея клали стены столь прочно, что ни льдины, бьющие о цоколь во время самых больших речных разливов, ни дожди, ни вьюги никогда ее не погубят. Страшна для нее лишь злая рука безумного человека. За несколько лет до этого злодейства побывал в тех краях академик живописи Солнцев. Стоя внутри церкви, он набросал на листке бумага отдельные фрагменты подкупольных фресок и оставил нам их описание:
«Живопись эта по своей древности, по пошибу складок, расположению фигур и манере заслуживает внимания, как редкий остаток XII века, и необходимо было бы ее возобновить».
Н. Н. Воронин в своих трудах высказывает догадку: а не являлся ли автором тех фресок бессмертный художник Древней Руси Андрей Рублев, расписавший стены и иконостас внутри владимирского Успенского собора?
Если эта догадка верна, тем более страшен поступок церковных властей.
Среди «обновлений» церкви одна перестройка, как считают некоторые ценители старины, украсила ее.
Раньше купола на церквах ставили шлемовидные. Ровный полукруглый шлем, точно холодный небосвод, увенчивал барабан. А в XVI столетии появились главы-луковицы, нередко золотые, горящие на солнце, точно пламя огромной свечи. И приглянулись людям те луковицы, стали они переделывать прежние шлемы на старых храмах, зажигать горячее пламя свечей. Правда, не всегда получалось удачно. На Борисоглебской церкви в Кидекше поставили луковицу чересчур маленькую, а на Спасо-Преображенском соборе в Переславле-Залесском водрузили такую, что она словно придавила все здание.
Мастер, который ставил луковицу над церковью Покрова на Нерли, был, видно, человек со вкусом художественным, и обновленный купол как бы слился со всем обликом здания.
Существует мнение, что эту луковицу следует разобрать и вновь восстановить шлем. Да, с точки зрения исторической истины реставраторы будут правы. Но есть еще истина другая - художественное чутье, мерило которому ласкающие глаз очертания.
Может быть, лучше не трогать луковицу, наоборот, позолотить ее, зажечь потухшее пламя свечи, чтобы не я один, по старым своим воспоминаниям, а каждый, кто остановится с восхищением у подножия церкви, смог бы назвать ее Златокудрой царевной.
Совсем недавно реставраторы решили частично обновить церковь. Ее стены были расчищены от «набелов» - позднейших, в течение ряда веков, слоев известковых побелок. Не поднялась рука менять купол, оставили прежнюю, дорогую всем любителям старины, главу-луковицу. А закругленно-покатая, установленная в начале прошлого века, крыша с металлическими и, надо признаться, весьма непривлекательными рогами-водометами, была удалена. Теперь под куполом, у основания барабана, образовалась каменная ступенька.
Здание выглядит вроде бы стройнее, основательнее, но словно бы холоднее. А впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Специалистам виднее.
«Образ прославленного творения владимирских мастеров столь совершенен, что никогда не возникало сомнения в том, что таким он был изначально, таким он и был задуман его зодчим». Знаменательные слова сказал Воронин, и, наверное, каждый побывавший близ устья Нерли готов их повторить.
Ну а откуда взялись те огромные камни с узорочьем, которые сейчас хранятся в музеях, - два барса, поднявшиеся в прыжке, грифоны, важно, как индюки, переступающие всеми четырьмя лапами? Их сняли со стен колокольни XVII века, что стояла близ церкви и ныне разобрана. Все это узорочье при Андрее Боголюбском украшало какое-то соседнее, несомненно, прекрасное здание.
Откуда те, найденные рядом в земле сто лет назад, камни с изображением сказочных зверей, которые до нас дошли только в рисунках?
А что за странный обломок с растительным орнаментом откопали совсем недавно?
И наконец, как люди попадали на полати церкви? Ведь не простые же люди наверх поднимались, а сам князь Андрей со своими вельможами. Ход-то шел снаружи.
Сейчас в западной стене виден оконный проем, прорезающий аркатурный пояс. Нижняя часть этого проема заложена кирпичами, и вход превращен в укороченное окно.
Воронин надеялся разрешить все эти загадки. Начали копать на насыпном холме возле церкви и вскоре наткнулись на ряды подземных каменных опор. Воронин закладывал новые шурфы и везде обнаруживал эти подземные опоры, сложенные из девяти рядов камней, ни больше ни меньше. И лишь на глубине свыше пяти метров ему удалось добраться до почвенного слоя XII века.
Он решил, что откопал фундамент открытой галереи, когда-то окружавшей церковь и позднее разобранной. Следы подобных галерей были найдены при раскопках вокруг собора города Чернигова, а также вокруг церкви в исчезнувшем после татарского нашествия городе Вщиже на юге России.
Воронин стал думать: а здесь, на берегу Нерли, могла ли быть галерея и как выглядел насыпной холм восемьсот лет назад?
Ему представился холм, сплошь выложенный белокаменными плитами. Белокаменная лестница начиналась от самой пристани. Иноземные послы и гости (купцы), приплывавшие по Волге и по Оке, поднимались по этой лестнице и останавливались в восхищении. Три восьмиколонные башенки разместились по галерее, по стенам тянулся изящный аркатурный пояс, просвечивали три арки для проезда.
«Какое богатство узорочья! Какой блеск!» - верно восклицали путешественники, подходя к церкви и мимо каменных львов поднимаясь на галерею. Издали любовались они белым боголюбовским соцветием, хорошо видным отсюда, потом их вводили в церковь на полати. Они присутствовали при торжественном богослужении и видели роскошь внутреннего убранства.
Так еще с преддверия своего обиталища Андрей хотел поразить иноземцев великолепием белокаменных чудес, дабы все приезжавшие в Суздальскую землю с первого шага убеждались в его могуществе.
В своей книге Воронин приводит многочисленные и, казалось бы, весьма веские доказательства, что галерея шла вокруг церкви. Он создал чертеж пышного, нарядного храма с холодными симметричными украшениями, признавая, однако, что это только недоказанная попытка восстановить изначальный облик здания.
Среди ученых оказались люди недоверчивые. Так, покойный владимирский архитектор Александр Васильевич Столетов указал на странности: если галерея действительно была, то почему же ее везде разобрали точно до девятого камня? Может быть, десятого (то есть первого камня галереи) никогда и не было? Почему толщина подземных стен, несущих меньшую нагрузку, превышает толщину стен самого здания? И почему, наконец, среди найденных камней не обнаружено ни одного обломка аркатуры?
На все эти вопросы можно ответить, если признать, что такой галереи никогда не существовало. А наши предки были люди практичные и умели справляться со сложными инженерными задачами. Подземные опоры не служили фундаментом для галереи, они просто защищали насыпной холм во время половодья.
Столетов, однако, не смог убедительно ответить на такие вопросы:
А как же все-таки поднимались на полати? Возможно, рядом с церковью была белокаменная лестничная башня, внутри которой шла витая лестница. А барсы и львы украшали эту башню.
Некоторые ученые утверждали, что галерея все же была, но не столь высокая, как полагал Воронин, а, наоборот, низкая.
Словом, множество неразрешимых загадок не позволяет с научной достоверностью восстановить прежний облик церкви.
Пусть ученые спорят между собой. Пусть каждая сторона защищает свою точку зрения. Но, может быть, надо прислушаться также к голосам людей, просто любящих и тонко чувствующих древнерусское зодчество?
В непосредственной близости от церкви проходит линия высоковольтной передачи. Иные, любящие древнерусское искусство люди с негодованием восклицают: как могли инженеры поставить огромные рогатые чудища-мачты рядом с такой красотой?
А крупнейший художник нашей страны, покойный В. А. Фаворский, в свое время в беседе со мной говорил, что иногда разница стилей совсем различных эпох не мешает, не портит, а, наоборот, подчеркивает красоту древнего.
Но тот же Владимир Андреевич, рассматривая чертеж Воронина, пренебрегал, казалось бы, вескими доказательствами ученого в пользу роскошной галереи и горячо восставал против нее. Его сердце, его опыт вдохновенного художника подсказывали ему, что на этом чертеже изображена не робкая девушка, Златокудрая царевна.из старых русских сказок, а ее злая мачеха, торжественная, надменная и холодная царица в богатых одеждах.
Может быть, и царевнин сарафан был когда-то иным. Но не лучше ли вовсе оставить попытки восстановть на бумаге то единое и прекрасное целое, что создал гениальный зодчий-хитрец? Ведь восстановить исчезнувшее гениальное обычный человеческий разум просто не может, воображения у него не хватит.
Ну а кто же был тот гениальный зодчий, тот хитрец?
Многие исследователи задают себе этот бесплодный вопрос и сами же отвечают: «Не знаем».
Жил во Владимире выдающийся, безвременно скончавшийся писатель Сергей Никитин. Он и родился на Владимирщине, в городе Коврове, всего в семи километрах от Любца, и самые поэтичные свои творения посвятил родной стороне. Есть у него такие строки о храме Покрова на Нерли:
«Мне всегда кажется, что создан он без помощи рук, одним лишь вдохновением, равным чародейской силе сказочных волшебников. Есть в нем что-то непостижимое, действующее не на глаз, а на душу, начинающую как-то торжественно, возвышенно и грустно томиться при виде этой белокаменной поэмы древних времен. Увидевший этот храм хоть раз, уже не может сказать, что в жизни его не было счастливых минут...»
А что, если попытаться мысленно представить себе облик того зодчего, который подарил людям столько счастливых минут?
Хотелось думать, что он был молод. В нем кипела беспокойная жизненная сила, неуемная жажда созидания. Он был молод! Мастер пожилой больше руководствуется расчетливым рассудком, чем пламенными порывами вдохновения.
Седой мудрый зодчий, неизвестно, из какой страны пришедший, за свою долгую жизнь многое строил, во многих странах. Он воздвигал там, на горе в Боголюбове, а сюда, на устье Нерли, на младшую церковь послал своего ученика, может быть, лучшего и любимого ученика.
На Руси в стародавние времена чувство вдохновения, творческий восторг называли молитвой. Просто иного, более подходящего слова не знали. Да, тот молодой зодчий молился. Кому? Богородице ли, Даждь-богу или русалкам-берегиням, что живут на дне омутов нерльских? В такие часы восторгов зарождался в душе зодчего прелестный белокаменный облик церкви, и в такие часы размечал он на своем берестяном чертеже нужные размеры или вырезал из куска дерева маленькую модель храма, или просто стоял в раздумье, издали наблюдая за каменщиками, неторопливо клавшими ряд за рядом.
Не так же ли молился Зевсу или Афине-Палладе тот зодчий, что строил Парфенон? И двадцать пять веков спустя славный художник Брюллов, когда созерцал творение древнего грека?
Кем он был, создатель русского Парфенона? Дружинником ли Андрея, монахом, посадским или ремесленником, или сыном хлебопашца из ближнего села? Не знаем. Но мы можем утверждать одно: он не принадлежал к артели тех иноземных мастеров, какие явились по зову князя Андрея «от немець». Подобно своему современнику, безвестному творцу «Слова о полку Иго-реве», он был русским, обладал русской сметкой и русской душой.
Не родился ли он в Суздале, или во Владимире, или в не столь дальнем Любце? С детства вдохновляли его лесные дубравы, реки тихоструйные, зори алые, песни печальные крестьянских девушек, кружевное узорочье на дубовых теремах боярских, на скромных сельских избушках... И перенес он на белые камни ту красоту, что подслушал и подглядел в свои юные годы...
И, как творец «Слова о полку Игореве», он беспредельно любил Русь, убогую и обильную, расчлененную на отдельные княжества, измученную усобицами.
И когда создавали его сердце, его ум, его руки белокаменную царевну, то с надеждой думал он о грядущей Победе своей Родины.
Одним из самых запомнившихся мне школьных учителей была Светлана Михайловна Дамаскина, преподававшая нам историю. Она всячески старалась вбить в наши непокорные головы любовь к Родине и своему предмету. У нее была своя специфическая система оценки знаний и многим из нас она ставила единицы, которые в какой-то момент можно было переформатировать в «четверки». Светлана Михайловна была коммунисткой и тяжело переживала переход России на рельсы демократии.
В 90-е годы прошлого века началась волна нападок на Советскую власть и Советский Союз. Школьников специально водили на фильм, посвященный расстрелу царской семьи, а учебники о новой истории России пестрели «фактами», разоблачающими зверства большевиков. Наша учительница истории крайне презрительно отзывалась о подобном материале и призывала нас прочесть книгу «История и конъюнктура» Бордюгова Г.А и Козлова В.А. Книгу я так и не прочел, а вот понимание о наличии конъюнктуры в исторической науке заимел… Побывав этой весной (2012 год) в Боголюбово, я посетил сам Свято-Боголюбский женский монастырь и знаменитую церковь Покрова на Нерли, построенную Андреем Боголюбским в честь своего погибшего сына Изяслава. Спустя некоторое время я узнал, что символа владимиро-суздальской архитектурной школы могло бы и не быть. Эта история произошла задолго до прихода большевиков (известных борцов с религией и церквями) к власти…
В 1784 году игумен Боголюбовского монастыря Парфений позарился на белые камни, из которых была возведена церковь Покрова на Нерли, и предложил епископу Владимирскому и Суздальскому Виктору разобрать ее для постройки ряда хозяйственных построек. Вот как описал не случившуюся трагедию Сергей Голицын (1909-1989) в своем произведении «Сказание о белых камнях»:
«…Подрядчик, который по договору с монастырем взялся ее (Церковь Покрова на Нерли – примечание Treefrog. ru ) умертвить, нанял крестьян из ближайших деревень. Подошли мужички, оглядели беззащитную со всех сторон, почесали затылки и принялись разбирать кирпичную паперть, пристроенную в XVII столетии. Опять перекрестились. Один полез на купол, да золотая соринка ему в глаз попала, он и спустился на землю кривой. Смутились мужички - не дурной ли это знак, однако вонзили свои ломы в белые стены. Но камни были скреплены столь прочным известковым раствором, что не поддавались никак. Пошел подрядчик в монастырь со слезной мольбой, запросил вдвое большую цену. Игумен отказался, и договор был расторгнут…»
В 1803 году церковь потеряла свою шлемовидную главу, столь характерную для XII-XII веков, на её месте установили луковичную, а 1877 года в ходе ремонта церкви были полностью утеряны внутренние росписи храма. Уже в XX веке купол перестал быть золотым.
Историю о том, как служители церкви хотели уничтожить памятник архитектуры из-за его финансовой неэффективности сейчас мало кто знает, ничего не поделаешь – это тоже своего рода конъюнктура…
Эти и другие фотографии из Боголюбово можно посмотреть в нашей фотогалерее . Другие культурные и природные достопримечательности ищите на нашей карте !
Златокудрая царевна
Когда отправляюсь я со школьниками-туристами в поход по Владимирщине, то сперва показываю им боголюбовскую старину, а потом уж веду их к прославленной на весь мир церкви Покрова на Нерли. Это недалеко, меньше полутора километров.
Как только пересечешь железнодорожные пути, так издали из-за рощицы показывается небольшая беленькая церковь. Я назвал ее - Златокудрая царевна. Во времена моей юности купол ее был золотым и ярко горел на солнце. За долгие годы золото потускнело, но буроватые пятна ржавчины и потеки по бокам луковицы придавали церкви особенно поэтичную проникновенность.
Впрочем, и сейчас, с темно-серым куполом, до чего она хороша! Стоит одиноко возле вязовой рощи, на небольшом холмике невдалеке от реки Нерли, на берегу тихого озера-старицы.
Наша цепочка туристов еще только приближается к церкви, а повседневные разговоры как-то сами собой замолкают...
Подвожу я ребят к моей царевне и говорю им:
Скидывайте рюкзаки. Перед вами самая красивая в нашей стране церковь. Ступайте, смотрите и любуйтесь пока одни, без меня. Сейчас ничего вам рассказывать не буду.
Слова служат для доказательств. А тут нужно только смотреть на белые очертания, на игру света и теней, только вглядываться попристальнее внутренним своим оком и чувствовать сердцем.
Самая красивая в нашей стране церковь.
Мои юные спутники-туристы видят не только церковь, но и окружающий ее цветущий луг, белые л золотые кувшинки на маленьком озере-старице, вдыхают запахи травы... Они обойдут царевну и раз и два.. Потом мальчики постоят в одиночку, девочки вдвоем-втроем, обнявшись. Потом я соберу их всех вокруг себя и начну рассказывать. И вовсе не об Андрее Боголюбском и не о древнерусском зодчестве, а отвлеку их, казалось бы, на совсем постороннюю тему.
В конце октября 1941 года саперная часть, где я служил, была расквартирована по селам возле Боголюбова. Немногие вроде меня были молоды, а все больше пожилые, старше пятидесяти лет, годные лишь в нестроевую службу. Прежде чем попасть на Владимирщину, копали мы в Смоленской области противотанковые рвы. Потом Гитлер ударил, командование и перебросило нас за Москву, на берег Нерли.
Страшно вспоминать тот ноябрь. Замполит каждый день читал сводки Информбюро. Сводки те были скупые, в несколько фраз, и в каждой фразе стояло противное слово «направление» с прилагательными от названий городов. И подползали те прилагательные все ближе и ближе к Москве. Дошло до крайнего: мы услышали «Клинское направление, Тульское, Серпуховское...». Враг с севера и с юга охватывал клещами нашу столицу.
А морозы тогда стояли лютые, бесснежные, ветер до нижней сорочки пробирал. Ходили наши старички саперы то дороги чистить, то на станцию Боголюбово дрова и торф грузить. Казалось нам, забыли нас тут. Почему держат? Почему никуда не отправляют? И кормили нас неважно. Тыловой паек жесткий выдавали - кусок хлеба да половник приварка.
И от всей нашей тогдашней малополезной жизни настроение у нас было тяжелее тяжелого.
Мне все-таки повезло. Дали мне - теперь уже можно в этом признаться - командировочное предписание: дескать, такой-то направляется в город Ковров за медикаментами. А на самом деле я за пятьдесят километров два раза в неделю в Любец на поезде катался - там у меня в колхозе жена работала. А трудодень в том колхозе был богатый.
Приеду домой, увижу двух своих маленьких сынков, сытых и в тепле, так словно полегче на душе станет.
Каждую поездку привозил я из Любца себе и своим непосредственным командирам пуд картошки, поэтому мои не очень-то законные путешествия в общем-то поощрялись.
Декабрь наступил. Закружились метели, морозы еще страшнее вдарили. Наша часть все не двигалась, все ждала «особого распоряжения». По сводкам Информбюро, наступление гитлеровцев вроде бы приостановилось. Много дней подряд передавали: Клинское да Клинское направление, следующее к востоку - Дмитровское - не появлялось.
Отправился я с пустым вещмешком в очередную поездку. Пришел на станцию и узнал: что-то случилось - поезд будет не раньше чем через три часа. Досадно мне стало. Значит, в Любец попаду только ночью.
А, рассчитывая на домашний ужин, я весь свой паек друзьям отдал.
Походил я, ежась от ветра, по платформе. Снег синий-синий на солнце блестел. Снежные струйки неслись, подгоняемые ветром... И увидел я вдалеке, посреди необозримой белой равнины, Златокудрую царевну в подвенечной фате,
До войны мне несколько раз возле нее довелось побывать. А как наша воинская часть сюда попала, так только издали любовался ею.
Времени у меня было достаточно, и я прямехонько по сверкающему насту, нагнув голову, зашагал против ледяного ветра.
Вдруг заметил бумажку зелененькую, за прошлогодний бурьян зацепившуюся. Поднял ее. Да это фашистская листовка! Сейчас не помню точно ее содержания - словом: «Сдавайтесь! Мы под самой Москвой! Наша армия непобедима. Скоро фюрер будет принимать парад на Красной площади...»
Я бумажку от злости на мелкие клочки изорвал и пустил по ветру. Зашагал дальше, не глядя вперед; от ветра глаза слезились.
Подошел к церкви. Тишина меня охватила. В пустой сторожке оконные стекла были выбиты, дверь на одной петле болталась. Снежные заструги перекрестило множество заячьих следов.
И стояла белокаменная спящая царевна одна-одинешенька, всеми покинутая, сугробами занесенная; купол ее, когда-то золотой, совсем потемнел, проржавел...
Обошел я один раз, другой раз, задумался... Кремль, Красная площадь, Мавзолей... и Гитлер. Никак в голове не укладывалось. Ну просто душа.не принимала.
«Нет, нет!» - отбрасывал я прочь кощунственные мысли... Такой на меня напал ужас, что я повернулся и, подгоняемый попутным ветром, помчался назад чуть ли не бегом.
На станции сразу заметил движение. Наши саперы словно бы проворнее обычного накатывали лес на железнодорожные платформы. Замполит тут же ходил, постукивая от холода хромовыми сапожками.
Я подошел к нему. Глаза его сияли неподдельным, удивительным для тех гнетущих месяцев восторгом. Он показал мне сводку Информбюро.
Это было потрясающе! Западный фронт на сотни километров прорван! Освободили столько-то населенных пунктов, такие-то города, захватили орудия, подбили танки, взяли пленных... И цифры, цифры... Даже голова кружилась!
За то зимнее наступление наши войска продвинулись вперед не так уж много. В последующие годы вырывались стремительнее, захватывали пространства обширнее. Но моральное значение той, первой под Москвой, нашей победы было огромным, исключительным. Люди приободрились. Люди поверили. И за один день миф о непобедимости Гитлера лопнул как детский воздушный шар.
Через неделю на станцию Боголюбове подали товарные вагоны. Мы погрузились и покатили на запад.
С тех пор мне довелось участвовать в Сталинградской и Курской битвах, в разгроме немцев под Бобруйском. Все дальше и дальше откатывался фронт от берегов Нерли. Я видел разрушенную Варшаву, пылающий Берлин.
И сколько раз после очередной нашей победы вставала перед моими глазами та далекая, извечно прекрасная царевна!
Она была для меня Победой!
Почему-то теперь купол ее выкрасили темно-серой с зеленоватым оттенком краской. Так это жалко и так портит общее впечатление.
Но для меня она всегда останется Златокудрой. И когда я привожу ребят-туристов к ее подножию, то рассказываю им сперва эту историю, а потом уже говорю об Андрее Боголюбском.
Церковь Покрова на Нерли была построена по велению Андрея в честь его удачного похода на поволжских болгар и в память старшего сына Изяслава, смертельно раненного во время этого похода. Построена она была, по словам летописца, «единым летом» (за один год).
Похожие статьи
