Не следует забывать, что свои мысли Гегель высказывал в идеалистической форме. Однако, несмотря на эти идеалистические искажения, он выдвигает гениальную догадку о том, что прогресс в истории совершается через труд, что те, кто трудится, являются творцами истории, что именно рабы благодаря их труду становятся действительными людьми. «…Истина самостоятельного сознания, - говорит Гегель, - есть рабское сознание» (8 , IV, стр. 104).

Гениальность Гегеля Маркс усматривает как раз в том, что развитие сознания он мыслит на путях движения рабского самосознания; становление человека связывает он с процессом труда. «Величие гегелевской „Феноменологии“ и её конечного результата - диалектики отрицательности как движущего и порождающего принципа, - говорит Маркс, - заключается, следовательно, в том, что Гегель рассматривает самопорождение человека как процесс, рассматривает опредмечивание как распредмечивание, как самоотчуждение и снятие этого самоотчуждения, в том, что он, стало быть, ухватывает сущность труда и понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его собственного труда» (2 , стр. 627).

Ограниченность Гегеля заключается в том, что он берет уже сформировавшегося общественного человека и не ставит вопроса о генезисе сознания. Кроме того, он видит еще другую сторону труда, которая для него является главной. Благодаря труду, по Гегелю, устраняется чуждость вещей человеку. В результате формирования вещей человек начинает усматривать в них не чужую ему силу, а свой собственный смысл. «Оттого, что форма, - пишет Гегель, - выносится во вне , она не становится для него чем-то другим, нежели оно само, ибо именно форма есть его чистое для-себя-бытие, которое становится тут для него истиной» (8 , IV, стр. 106).

Таким образом, материальная деятельность у Гегеля выступает в качестве разновидности духовной активности.

Одна из основных задач главы «Господин и раб» состояла в том, чтобы показать, что человек есть общественное существо, а общество представляет собой органическое целое, но отнюдь не механический агрегат индивидуумов. Проницательность Гегеля состоит в самой постановке проблемы. В то же время как идеалист Гегель сводит отношения людей в обществе не к материальным отношениям, а к духовным. Таким образом, весь исторический процесс ставится им на голову. Это приводит его к искусственным конструкциям, особенно когда он начинает заниматься периодизацией истории и истолкованием исторических событий. Кроме того, Гегель оказывается бессильным в своих попытках преодолеть робинзонаду. Ведь отношения между рабом и господином у Гегеля начинаются после того, как люди уже приобрели основные общественные качества: они мыслят, обладают речью и т. д. Значит, люди уже были общественными существами до того, как между ними установились отношения господства и рабства.

Итак, развитие самосознания человека начинается, по Гегелю, с рабского сознания. Цель этого развития - в приобретении самосознанием свободы. На этом пути самосознание проходит три этапа, три феноменологических образа: стоицизм, скептицизм и несчастное сознание. Стоицизм и скептицизм - это такие формы индивидуального сознания, которые соответствуют сознанию индивидов античного мира в период его упадка.

Стоическое сознание характеризуется полной независимостью от условий и обстоятельств внешнего мира. Но это сознание еще слишком абстрактно и далеко от действительности, чтобы обрести подлинную свободу. Оно не способно овладеть действительностью и претворить себя в ней.

Скептическое сознание сталкивает друг с другом противоположные утверждения и тем самым разрушает все устойчивое, оставляя лишь внутреннюю свободу, понимаемую как равнодушие ко всему. Скептицизм запутывается в противоречии, поскольку выдвигает такие теоретические постулаты, которые сам же опровергает на практике. Из внутреннего раздвоения скептицизма возникает несчастное христианское сознание как феноменологический образ сознания нового мира.

Таким образом, Гегель показывает, что ни стоицизм, ни скептицизм, будучи этапами развития самосознания, не достигают истинной свободы. Гибель античности теперь философ считает вполне закономерным и прогрессивным фактом. Несчастное сознание (сознание христиан) оказывается тоже внутренне противоречивым. Христианин, с одной стороны, полагает, что «мир во зле лежит», с другой - объявляет его творением рук божьих. Такое же противоречивое представление о человеке: он и грешен, и в то же время причастен богу. Здесь еще сознание не достигает своего совершенства. Однако, несмотря на внутреннюю противоречивость, несчастное (христианское) сознание достигает связи единичного с всеобщим духом и примиряется с ним, т. е. достигает степени разума. В позднейших произведениях отчетливее выявится родство гегелевского идеализма с христианской религией. Именно в христианстве, по Гегелю, выражена мысль о том, что дух есть демиург действительности.

На ступени несчастного сознания намечается переход к «абсолютному субъекту», или разуму, т. е. к общественному сознанию, как таковому. Однако этот переход здесь осуществляется не сразу. Окончательно он совершится только на ступени духа. Пока же Гегель имеет дело с индивидуальным сознанием, вовлеченным в общественный круговорот. Оно проходит ступень наблюдающего и практического разума и находит синтез в индивидуальности, «реальной в себе и для себя», чтобы возвыситься до «духа».

Под «наблюдающим разумом» философ понимает современные ему науки, в особенности эмпирическое и теоретическое естествознание, а также формальную логику. Здесь очень ярко проявилась ограниченность гегелевской идеалистической диалектики. Наблюдающий разум, по Гегелю, есть еще не разум, а «разумный инстинкт». Этот разум стремится найти самого себя во внешних предметах, но об этом он не знает, полагая, что исследует независимый от него мир. Прежде всего он ищет себя в природе, чуждой ему. Естествоиспытатель собирает факты (здесь Гегель воспроизводит бэконовский метод изучения форм, а также локковскую теорию абстракции).

Критика ограниченности бэконовского метода, естествознания своего времени, метафизического метода, наконец, критика френологии - все это заслуживает серьезного внимания. Но Гегель не просто критикует ограниченность науки своего времени. Он пытается доказать, что сам объект естествознания исключает адекватное познание его. Таким образом ограниченность современной ему науки, в особенности естествознания, возводится им в абсолют. По его мнению, лишь в философии возможно истинное познание.

На следующем, новом этапе сознание с теоретической ступени поднимается на ступень «претворения разумного самосознания посредством самого себя», т. е. становится практическим, и пытается превратить себя в действительность.

Далее Гегель говорит о различных формах практического сознания. Здесь интересна мысль о том, что сознание приходит к пониманию общественного значения индивидуальности не через наслаждение миром, не путем его улучшения и не через борьбу с ним, а через посредство своекорыстной экономической деятельности в «гражданском обществе». В духе Гоббса и Гельвеция истолковывает Гегель природу деятельности человека, направленной на удовлетворение чисто личных интересов: «…дела и действия индивидуальности есть цель в себе самой; употребление сил… есть то , что им, которые иначе были бы мертвыми в-себе - сообщает жизнь» (5 , V, стр. 281). Из сказанного ясно, что Гегель своекорыстную деятельность считает объективно содержательной, поскольку через нее осуществляется всеобщее. Здесь и в дальнейшем он всецело опирается на экономическую теорию Смита.

В параграфе «Духовное царство животных и обман или само дело» Гегель дает изображение капиталистического общества, основанного на частной, эгоистической деятельности человека. Мир частных товаропроизводителей выступает у Гегеля в образе «духовного царства животных», где нет места «ни для „возвеличивания“, ни для жалоб, ни для раскаяния» (5 , V, стр. 290).

Само слово «феноменология» означает, что речь пойдет об исследовании некоторых феноменов или явлений. Об этом Гегель и заявляет в самом начале раздела. «Сознание составляет ступень рефлексии, или отношения духа, его развития как явления» . Этим словам мы можем дать вид формулировки: сознание есть явление духа самому себе. В сознании дух или Я (здесь необходимо вспомнить слова Гегеля о том, что «если мы рассмотрим дух несколько ближе, то в качестве первого и простейшего определения его мы найдем, что он есть «я»), являются сами по себе в своем собственном качестве, то есть качестве духа, чего не было на предшествующих стадиях духовного становления. Дух всегда оставался самим собой, иначе и быть не может, иначе он и не был бы духом, основой жизни, не встречался с собой в своем собственном качестве. Я не осознавало себя как особая реальность, растворяясь в ощущениях, привычках, телесности и т. д. Теперь, в сознании, эти предшествующие ступени духовного существования преодолены и дух является себе именно как дух, Я как именно Я. И здесь мы видим, что наше до сих пор единичное «Я» (ведь сказать «Я» значит отделить себя от других, что очевиднее всего проявляется в «действительной душе» или «телесности») «само есть это различение себя от самого себя; ибо, как сама к себе относящаяся, его исключающая единичность, она исключает себя из себя самой, т. е. из единичности, и благодаря этому полагает себя как некоторую с ней непосредственно сомкнутую противоположность себя самой, как всеобщность. Но существенное для «я» определение абстрактно-всеобщей единичности составляет его бытие. Я и мое бытие неразрывно связаны поэтому между собой; различие моего бытия от меня есть различие, которое не есть различие. Правда, с одной стороны, бытие как нечто абсолютно непосредственное, неопределенное, неразличенное должно быть отличаемо от мышления, отличающего себя от самого себя, и через снятие этого различия себя с самим собой опосредствующего мышления, - от «я»; тем не менее, с другой стороны, бытие тождественно с мышлением, ибо это последнее от всякого опосредствования возвращается к непосредственности, от всего своего саморазличения - к ничем не омраченному единству с самим собой. Поэтому «я» есть бытие или содержит последнее как момент в самом себе. Поскольку это бытие я полагаю как нечто другое по отношению ко мне и в то же время тождественное со мной, постольку я есть знание и обладаю абсолютной достоверностью моего бытия. Эта достоверность не должна быть рассматриваема, как это бывает при простом представлении, как некоторый род свойства «я», некоторое определение его природы, но ее следует понимать как природу самого «я»; ибо это последнее не может существовать, не различая себя от самого себя, и в этом, от него отличенном, не оставаясь в то же время у самого себя, - а это и означает как раз, что оно не может существовать, не имея знания о себе, не обладая достоверностью самого себя и не будучи таковой. Достоверность относится поэтому к «я» так же, как свобода к воле. Как достоверность составляет природу «я», так свобода составляет природу воли. Ближайшим образом, однако, достоверность можно сравнить только с субъективной свободой, с произволом; только объективная достоверность, истина, соответствует подлинной свободе воли» . Задача этого, возможно, сложного для понимания отрывка на самом деле показать жизнь Я, в которой оно есть как нечто первоначально единое, но единое лишь «в себе», Я как таковое. Но как только я начинает узнавать самое себя, оно раздваивается на Я познающее и Я познаваемое. Поскольку же это есть одно и то же Я, то Я оказывается разделенным в себе самом, несхватываемым и непознаваемым тем самым непосредственно. Встает проблема единства Я, но это единство должно сохранить в себе возникшее разделение, так как оно существенно для Я как для именно Я. Кроме того, в отношения Я с собой вмешивается и внешняя предметность, природа, которая изначально положена как не-Я. Но не будь этих внешних предметов, само Я не смогло бы соотнестись с собой, то есть стать своим предметом, ибо к этому его провоцирует внешняя предметность природы. Как видим, здесь возникает сложнейшее переплетение духовной жизни. Но в сознании как таковом дух, тем не менее, не есть дух как таковой, а только явление духа. «Тождество духа с собой, как оно первоначально полагается как «я», есть только его абстрактная, формальная идеальность. В качестве души в форме субстанциальной всеобщности дух отнесен как субъективная рефлексия - в-самом-себе к этой субстанциальности как к чему-то отрицательному по отношению к нему, потустороннему и темному. Поэтому сознание, как отношение вообще, есть противоречие самостоятельности обеих этих сторон и того их тождества, в котором они сняты. Дух как «я» есть сущность, но поскольку реальность в сфере сущности положена как непосредственно сущая и в то же время как идеальная, постольку дух как сознание есть только явление духа» . Виной здесь предыстория сознания, в которой мы встречаем действительно только абстрактное, формальное тождество духа с собой в нашем Я. То есть произнося местоимение «Я», мы всякий раз имеем в виду некое изначальное единство реальности, от имени которой произносится «я», единство меня самого как именно меня. Я в этой точке есть Я, равен самому себе. Так ведь всегда бывает, когда, остановимся на простых примерах, Я приписывает себе некоторое действие или рассказывает о впечатлениях. Скажем, «я видел интересный фильм» и «я собираюсь ехать в отпуск». Это намерение и воспоминание именно меня, а не кого-то другого, я здесь совпадаю с самим собой, равен самому себе. Однако это родство именно формальное и абстрактное, так как в нем я соотношусь с фильмом или планами на отпуск, но не с самим собой, я здесь не знаю себя, не знаю, что есть Я как духовная акциденция. Дух во мне тоже равен самому себе, но я совершенно не представляю себе еще всего отличия этого равенства, этого богатейшего содержания от простого и ничем не наполненного «я есть я», кажущегося мне вполне самим собой разумеющимся и выполняющего роль локомотива моих действий. Я собрался ехать в отпуск - что же здесь удивительного - и рассказывать друзьям надо о планах на отпуск, а не о себе самом, которого друзья и так знают как облупленного. Всё внимание в подобных случаях сосредоточено на действии, внешнем предмете, а не на том, кому оно приписывается. Это, впрочем, совершенно справедливо, так как тождество моего Я в данном состоянии совершенно бедное тождество, хотя оно в чем-то и сродни тождеству самого духа. Я выступаю как будто бы уже от своего лица, но о себе самом как духовном существе ещё ничего не знаю. Содержательная сторона моего Я до сих пор была представлена только в форме души, в которой собственно Я, как мы помним по «Антропологии духа», не выявлено. Конечно, о своём характере, возрасте, темпераменте я имею представления. Но эти качества в духовном смысле всё же не раскрывают Я, хотя и представляют собой определённые ступени его движения к себе. Поэтому между чистым, но абстрактным Я с одной стороны, и Я «темным», душевным возникает противоречие, разрешение которого, по Гегелю, и есть сознание. Конечной целью сознания оказывается уже не феномен, а понятие, в котором устраняется всякая чуждость (отстранение) и непонятность явления. Понятие есть торжество духа, в нем дух встречается с собой во всей своей полноте и открытости. Он есть уже в себе и для себя сущий дух. Но для достижения этого состояния духу следует еще выйти за пределы своей субъективности как таковой, а в дальнейшем даже и за пределы чистой объективности. Но сейчас мы еще находимся в пределах субъективной формы духа на стадии сознания, которое рассматривается Гегелем в главе «Сознание как таковое». В сознании как явлении мир воспринимается также как некое множество явлений. Преимущественно это обстоятельство заявляет о себе на первой ступени сознания как такового - в чувственном сознании. Заметим, что в сравнении с антропологической формой субъективного духа речь здесь идет уже не о чувстве как таковом, с которым наше Я слито до неразличимости. Скажем, мое состояние описывается не выражением «мне весело», а просто «весело», и, более того, поскольку в слове «весело» мое состояние как-то квалифицируется и тем самым это уже не чувство как таковое, а описание, пусть даже очень простое, чувства, то все слова должны быть вовсе устранены. Есть исключительно факт некоего переживания, от которого я не бегу, а, напротив, желаю его продления. Хочу, чтобы и дальше было «вот так». В сознании же ко всякому моему состоянию прибавляется отношение Я к чему-то происходящему со мной. Этим здесь постоянно свидетельствуется присутствие духа, единство Я в отношении «моего не-Я». Так, наверное, можно назвать явление. Гегель пишет здесь, что «сознание, как отношение, содержит в себе лишь те категории, которые принадлежат абстрактному «я», или формальному мышлению; они для него суть определения объекта (§ 415). Чувственное сознание знает поэтому этот объект только как сущее, как нечто, как существующую вещь, как единичное и т. д. По содержанию оно является самым богатым, но по мыслям оно самое бедное. Его богатое наполнение составляют определения чувства; они представляют собой материал сознания (§ 414), субстанциальное и качественное, то, что в антропологической сфере есть душа и что она находит в себе. Рефлексия души в себя, «я», отделяет от себя этот материал и прежде всего дает ему определение бытия» . Итак, как ранее в пределах антропологии я непосредственно переживал в себе нечто, не будучи еще по существу Я, так теперь и в пределах феноменологии Я соотношусь с чем-то «вот этим», какой-то реальностью вне меня, и благодаря этому являюсь сам себе в акте такого соотношения. Отсюда понятно, что в фазе чувственного сознания возможна лишь встреча с единичными объектами, которые друг за другом появляются и исчезают из поля сознания. Никакие обобщения здесь невозможны, так как чувство способно фиксировать только «вот это», наличие неопределённого предмета. Для того чтобы в сознании появился момент истины, оно должно подняться над чистой чувственностью, стать уже не только чувственным, но и воспринимающим сознанием. Между чувством и восприятием тем самым обнаруживается значительная смысловая дистанция. Гегель выделяет восприятие именно как следующую, более высокую ступень развития сознания. «Сознание, вышедшее за пределы чувственности, стремится воспринять предмет в его истине не только как непосредственный, но и как опосредствованный, рефлектированный в себя и всеобщий. Этот предмет представляет собой поэтому соединение чувственных и расширенных мыслительных определений конкретных отношений и связей. Тем самым тождество сознания с предметом не есть уже только абстрактное тождество достоверности, но тождество определенное, - знание» . И далее: «в то время как чисто чувственное сознание только предъявляет нам вещи, т. о. показывает их нам лишь в их непосредственности, восприятие, напротив, постигает связь вещей - делает очевидным то, что если данные обстоятельства имеются налицо, то вот что отсюда следует, и, таким образом, начинает раскрывать перед нами вещи как истинные» . Итак, если в ощущении мне дается вещь, то в восприятии уже связь вещей, то есть нечто всеобщее. Благодаря восприятию мир в явлении становится для меня связанным миром, в то время как в ощущениях - мы знаем это еще по антропологической части «Философии Духа» - мир дан нам как хаотический поток. Правда, тогда это был «мой мир», мой в смысле неразличения меня и мира, нашего неопосредованного ничем единства с ним, теперь же в феноменологическом рассмотрении он для меня уже мир внешний. Можно сказать, что поскольку сознание есть явление духа или дух как явление, то явление ощущения сменяется явлением восприятия. Чем-то мне еще только данным, но неразвернутым, не осмысленным, не «возведенным в ранг сущности». Но поскольку в сознании устанавливается некая связь этого с другим, снимается изолированность наших впечатлений, то здесь истина уже как бы «пробрезживает», так как в отношении предмета ставится вопрос «Что это такое?». Здесь содержится отсылка к некоему понятию, в котором содержится ответ на вопрос о смысле, существе вот этого, поэтому оно имеет всеобщий, а не единичный характер, я объединяет в себе многие «эти», простые данности, многие ощущения. В восприятии такого рода обобщения еще не доведены до уровня понятия, поэтому возможны ошибки, смешение общего с единичным. «2) Если сущность вещей становится предметом сознания, то это уже более не чувственное, но воспринимающее сознание. На этой стадии единичные вещи ставятся в отношение ко всеобщему, - но именно только ставятся в отношение; здесь поэтому не осуществляется еще никакого истинного единства единичного и всеобщего, но лишь смешение обеих этих сторон» . Проиллюстрировать данную стадию сознания можно, отправляясь от примера, который Гегель приводит в дальнейшем по поводу уже следующей фазы сознания, рассудка. Речь пойдет о преступлении и наказании. Человек, совершающий преступление, то есть четко осознающий само действие, которое он совершает, скажем, насильственный отъем денег, может, тем не менее, не осознавать, что именно он делает - смысла (всеобщего понятия) совершаемого действия. Ему может казаться, что содеянное приведет его к безбедной, а, может быть, даже счастливой жизни, разрешит какую-то коллизию его существования, например, снимет ощущение собственного ничтожества, возникающее вследствие финансовой несостоятельности. Но в нормальной системе человеческих отношений последствия его поступка будут расценены совершенно иным образом, что на самом деле еще более усугубит его положение. Он станет теперь уже не просто бедным или неудачливым человеком, но изгоем, преступником. Конечно же, вновь вспоминается роман Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Здесь разворачивается подлинная феноменология души Родиона Раскольникова. Будучи не неким полуживотным, а достаточно образованным и психически здоровым человеком, он прежде, чем совершить преступление, строит его «идеологию», не сводящуюся только к тому, что ему нужны деньги, но содержащую, на его взгляд, едва ли не этическое оправдание, именно момент всеобщего смысла: установление подлинной справедливости, когда жизненный ресурс переходит от ничтожества (старухи-процентщицы), действительно, какого-то гадкого полузверька-получеловека, к настоящему, достойному человеку, который использует деньги во благо себя и других достойных людей. Содеянное оборачивается чем-то совершенно противоположным. Ожидания ни в чем не соответствуют действительности. Никакого выстраивания новой жизни не происходит. Напротив, жизнь оказывается совершенно за пределами того, что может быть названо достоинством или разумной устойчивостью. В результате, выражаясь гегелевским языком, смешения единичного со всеобщим она становится сплошным кошмаром, хаотическим потоком каких-то жутких впечатлений, неожиданных и нежелательных встреч, непредполагаемых и неоправданных действий и т. д. Вроде бы Раскольников руководствовался соображениями здравого рассудка, сколь бы жестко, с точки зрения обычных моральных представлений, они ни выглядели. Но «Философия духа» Гегеля свидетельствует, что действовал Раскольников не просто морально неприемлемо, но и безрассудно, ибо рассудок суть метафизическая реальность, особый феномен сознания, который возвышает сознание над неустойчивостью и смешанным характером восприятия и продвигает нас на очередной шаг к истине. «Поскольку, однако, сознание от наблюдения непосредственной единичности и от смешения единичного и всеобщего возвышается до постижения внутренней сути. предмета и, следовательно, определяет предмет таким же способом, как и «я», постольку оно становится рассудочным сознанием. Лишь в этом, только что упомянутом нечувственном внутреннем рассудок рассчитывает постигнуть истинное» . Здесь становится ясно, что наш Родион Романович Раскольников, несмотря на все свои, казалось бы, интеллектуальные достоинства, живёт вовсе не в сфере истинного интеллекта. Рассудок выполняет у него вообще совершенно формальную и даже иллюзорную функцию. Он даёт мнимо рассудочное основание безрассудным на деле вещам. По существу же сознание героя всем известного романа Ф.М.Достоевского находится на гораздо более низком ментальном уровне. В терминологии Гегеля - это не более, чем воспринимающее сознание, ещё только на ощупь и вне настоящих смыслов способное устанавливать связи между явлениями. Если продолжать ссылки на приведённый ранее пример, то здесь ясно видно, что рассудок действительно есть не столь простая и доступная вещь. Можно жить очень насыщенно, более того, насыщенность и разнообразие жизни может возрастать вместе с ростом степени ее безрассудства, ведь смешение всегда содержит в себе больше, нежели рассудочно селекционированная цепочка жизненных впечатлений. Закон всегда беднее беззакония, ибо в беззаконии возможно все, а под законом только вполне определенные вещи. Но по смыслу, с точки зрения приближения к истине, закон как раз богаче, так как он отбирает, селекционирует именно необходимые с точки зрения блага и истинные связи вещей. «Ибо сущность закона, - все равно, относится ли этот последний к внешней природе или к нравственному миропорядку, - состоит в неразрывном единстве, в необходимой внутренней связи различенных определений. Так, закон с необходимостью связывает с преступлением наказание; преступнику это последнее может, правда, казаться чем-то ему чуждым; однако в понятии преступления по самому существу подразумевается уже его противоположность - наказание. Законы суть определения рассудка, внутренне присущего самому миру; поэтому рассудочное сознание находит в них свою же собственную природу и тем самым становится предметным для самого себя» . У Гегеля рассудок понятие онтологическое, поскольку Я живет в рассудке уже устойчивым образом, обретает в нем свое бытие, определенность через различение внутри самого себя, и устойчивое различение. Для пребывающего в рассудочном сознании Я наказание уже не неожиданность, вдруг обнаружившаяся после совершения того же преступного действия. Потому и само преступное действие уже с самого начала выглядит в рассудочном сознании иначе, оно уже с самого начала, а не только по результатам есть преступление со всеми юридическими и моральными следствиями, из понятия преступления вытекающими. В рассудке впервые возникает понимание сути происходящего, и в этом понимании обнаруживается единство самого Я, ибо оно оказывается уже способным удерживать в себе противоположные моменты. Понимание создает понимающего. Правда, собственно в рассудке возникает скорее основа для подобного свершения внутри Я. Рассудок дает различение и тем самым связь, указывает на внутреннюю жизнь предмета, в отношении которого он формулирует законы. Но эти законы все же слишком категоричны, односторонни, «плоскостны», у них еще нет настоящего объекта. В законе не наблюдается того поразительного сочетания «да» и «нет», которым характеризуется реальная жизнь. Все это не отменяет «законности» закона в рассудочной онтологии, но у души еще есть перспектива дальнейшего духовного движения. Истина все же не в законе, хотя закон истинен. «Законник» еще не человек как таковой, и Гегель вводит в подглавку «Рассудок» понятие живого существа как носителя особой фазы сознания. Для живого существа значим не только факт определения вещи, данный в законе, но и сам акт возникновения такого определения. «В живом существе, напротив, сознание созерцает процесс самого полагания и снятия различенных определений, воспринимает, что различие не есть различие, т. е. что оно не есть различие абсолютно прочное» . Итак, непреложность этого различия обнаруживается прежде всего в том, что различает наше единое Я, которое в то же время не столь уж едино, ибо, допуская различия в другом, признает их и в себе. То есть Я не абстрактное, как любит говорить Гегель, застывшее единство, а конкретное, наполненное многообразным содержанием, перетекающим, переходящим из одного момента в другой, но в то же время не хаотическое смешение, а именно единство, связь, закон. В осознании этого факта сознание становится самосознанием, ибо центрирует жизнь уже не во внешних ее формах, а в себе самом. «Коротко говоря, жизнь должна быть понята как самоцель, как цель, которая в себе самой имеет свое средство, как тотальность, в которой каждое звено, отличное от другого, есть одновременно и цель, и средство. На основе сознания этого диалектического, этого живого единства различенного воспламеняется поэтому самосознание - сознание для себя самого предметного, следовательно, в себе самом различенного простого идеального - знание об истине природного, о «я»» . Так осуществляется переход к следующей теме: Самосознание.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) немецкий философ, создатель систематической теории диалектики на основе объективного идеализма, через призму которого он реализовал первое из выделенных направлений - «сознание как субстанция бытия».

Чтобы была более понятна его позиция в осмыслении сознания как основы бытия и логика анализа роли сознания, попробуем популярно изложить его представление о мироздании. По Гегелю до природы и человека существовала Абсолютная идея (Мировой дух), которая реализует свои потенциальные возможности сама в себе в форме диалектики понятий через триады (явление – сущность – понятие, качество – количество – мера и т.д.).

Завершив этот путь самореализации в сфере духа, Абсолютная идея отчуждает себя, то есть переходит в свое иное, в свою противоположность, в материю, порождая тем самым природу. Но Абсолютная идея не «бросает» природу, а «остается с ней» в качестве ее сущности, в том смысле, что изменения в природе не самодостаточны; они оказываются лишь формой проявления диалектических изменений самой Идеи, так как материя у Гегеля мертва и сама по себе не способна к развитию. В форме материальной природы Абсолютная идея проходит второй круг саморазвития. На третьем этапе Дух совершает самодвижение в форме человеческого сознания, как в объективной (например, миф – религия – философия), так и в субъективной форме. Но и на этом этапе развитие человеческого сознания и духовной культуры является проявлением развития самой Абсолютной идеи. Человек, пытаясь познать сущность природного мира и человеческого сознания, при- ходит (по мнению Гегеля в его лице) к осознанию того, что их сущностью является Абсолютная идея. Но так как человеческое сознание есть лишь форма реализации потенций Абсолютной идеи, то познание человеком сущности мира, есть познание Идеей самой себя.

Таким образом, мировое объективное сознание у Гегеля постулируется как первопричина и сущность мира. Необходимо рассмотреть гносеологические и методологические основания формирования гегелевской конструкции.

Реальными предпосылками его учения о сознании стали: реальный прогресс науки в получении истинного знания о мире, заметное приращение этого знания; признание идеальной природы мышления и положение о тождественности природы предмета и понятия, вещи и мысли, бытия и сознания, которое позволило сделать вывод об идеальной природе бытия.

Как и Декарт Гегель пытался доказать как возможно истинное знание о предмете. И именно в рамках этого доказательства появился вывод о сущностной природе сознания. Логика его рассуждения такова: истинное знание о предмете возможно в силу тождественности сущности предмета понятию. Сущностная природа предмета своей субстанцией имеет понятие. Это возможно лишь постольку, поскольку вообще субстанцией бытия является сознание. Признание сознания субстанцией бытия и стало основанием понимания реального мира как формы проявления мирового сознания. В этом специфика гегелевского метода представления сознания как предмета анализа. Ведь так как мир есть проявление сознания, то, исследуя его формы, то есть реальный мир, мы исследуем само сознание.

Но сознание у Гегеля не только субстанция, оно и субъект; оно активно в своей сущности, т. е. оно есть Дух. Он обращал внимание на то, что субстанция по существу есть субъект и это выражено в представлении, которое провозглашает абсолютное духом… Лишь духовное есть то, что действительно (Гегель. Феноменология духа. – Спб.: Наука, 1992. – С.12-13).

Кроме этого, активность сознания у Гегеля определяется волей, и реализуется в стремлении познать мир. Духовная сущность, говорил он, есть некоторый вечный закон, имеющий свое основание не в воле «этого» индивида, а есть в себе и для себя, абсолютная чистая воля всех, имеющая форму непосредственного бытия. Эта воля не есть также заповедь, только долженствующая быть, а она есть и имеет значимость; это есть всеобщее «я» категории, которое непосредственно есть действительность, и мир есть только эта действительность. То есть Гегель рассматривает волю как стремление сознания к знанию своей подлинной природы. Поскольку в философии Нового времени человек определяется как субъект, постольку сама философия в своей внутренней направленности становится философией практического духа, суть которого в стремлении к абсолютному познанию самого себя, поэтому философия должна развивать себя как систему деятельности Абсолютного духа. Таким образом, теория Гегеля, отражая реальные стороны процесса человеческого познания, представила их в мистифицированной форме.

Проблема сознания в философии марксизма

В рамках марксистской традиции сознание понимается как вторичное, производное от материи свойство. Это, на мой взгляд, определяется фундаментальным основанием философского анализа, сформировавшимся в материалистической традиции, а именно: логикой основного вопроса философии. Основной вопрос всей в особенности новейшей философии есть вопрос об отношении мышления к бытию, сознания к материи, - пишет Ф. Энгельс во второй главе работы «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Первая, онтологическая сторона основного вопроса формулируется как вопрос о том, что первично: материя или сознание? Именно, исходя из материалистической трактовки основного вопроса философии, в марксизме ставится и решается вопрос о сознании в его отношении к материи. Причем этим же определяется и значительный уклон в сторону естественнонаучного анализа сознания, реализованный в тенденции выявления самого механизма возникновения сознания из материальных условий жизни людей, в отличие от Декарта и Гегеля, которые основания сознания находили в самом сознании.

Основные принципы анализа сознания изложены Карлом Марксом (1818- 1883) и Фридрихом Энгельсом (1820 – 1895) в первой главе их совместного труда «Немецкая идеология» (1846). Среди этих основополагающих принципов: принцип материального единства мира (сознание как свойство организованной материи); принцип отражения (сознание как отражение действительности); принцип деятельности (сознание как сущностный момент человеческой деятельности); принцип социальности (сознание возможно только в обществе).

Производство идей, представлений, сознания, - подчеркивают они в работе «Немецкая идеология», - первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще непосредственным порождением их материальных действий. То же самое относится и к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т.д. того или другого народа. Люди являются производителями своих представлений, идей и т.д., но речь идет о действительных, действующих людях, обусловленных определенным развитием их производительных сил и соответствующим этому развитию общением, вплоть до его отдаленнейших форм. Сознание…никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием…, а бытие людей есть реальный процесс их жизни…

В прямую противоположность немецкой философии, спускающейся с неба на землю, мы здесь поднимаемся с земли на небо, т.е. мы здесь исходим также не из существующих только на словах, мыслимых, воображаемых, представляемых людей, чтобы прийти к подлинным людям; для нас исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из их действительного жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками. Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие их формам сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также свое мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание (Маркс К. , Энгельс Ф. Немецкая идеология//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. – С.25-26.).

Дальнейшее развитие марксистской философии показало, что принципы материального единства мира, в решении рассматриваемой проблемы, и отражения сформулированы у Марксав очень жесткой форме и ведут к методологическим противоречиям (например, в вопросах соотношения общественного и индивидуального сознания, в вопросах относительной самостоятельности общественного сознания, в вопросах онтологической роли сознания в реальной жизни общества и индивида и др.). Хотя уже Энгельс, после смерти Маркса, указывал на относительную самостоя-тельность общественного сознания.

Пытаясь преодолеть эти трудности, марксисты активно разрабатывали принципы деятельной и социальной природы сознания, содержащиеся в положении классиков о реальном процессе жизни людей как основе сознания. Реальная жизнь людей рассматривалась ими как деятельность практическая и исследование ими социальных форм совместной деятельности привели их к выводу о том, что сознание возникает только на основе существования четырех моментов первичных, исторических отношений: производства жизненных средств, порождения новых потребностей, производства людей (семьи) и общения.

Лишь теперь, писали К. Маркс И Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии» после того как мы уже рассмотрели четыре момента, четыре стороны первичных, исторических отношений, мы находим, что человек обладает также и «сознанием». Но это сознание не с самого начала является «чистым сознанием». На «духе» с самого начала лежит проклятие – быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми. Там где существует какое-либо отношение, оно существует для меня. Животное не «соотносит» себя ни с чем и вообще не «соотносит» себя; для животного его отношение к другим не существует как отношение. Сознание, следовательно, уже с самого начала есть общественный продукт, и остается им, пока вообще существуют люди. Сознание, конечно, вначале есть всего лишь осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящихся вне начинающего осознавать себя индивида; но, в то же время оно – осознание природы, которая первоначально противостоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила, к которой люди относятся совершенно по-животному и власти которой они подчиняются, как скот, следовательно, это – чисто животное осознание природы (обожествление природы) – именно потому, что природа еще почти не видоизменена ходом истории, а с другой стороны, это сознание необходимости вступать в сношения с окружающими индивидами является началом осознания того, что человек вообще живет в обществе. Начало это носит столь же животный характер, как и сама общественная жизнь на этой ступени; это – чисто стадное сознание, и человек отличается здесь от барана лишь тем, что сознание заменяет ему инстинкт, или что его инстинкт осознан. Это баранье, или племенное, сознание получает свое дальнейшее развитие благодаря росту производительности, росту потребностей и лежащему в основе того и другого росту населения. Вместе с этим развивается и разделение труда, которое вначале было лишь разделением труда в половом акте, а потом – разделение труда, совершавшимся само собой или «естественно возникшим» благодаря природным задаткам (например, физической силе), потребностям, случайностям и т.д. и т.п. Разделение труда становится действительным разделением лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда. С этого момента сознание может действительно вообразить себе, что оно есть не что иное, как осознание существующей практики, что оно может действительно представлять чего-нибудь, не представляя чего-нибудь действительного, – с этого момента сознание в состоянии эмансипироваться от мира и перейти к образованию «чистой» теории, теологии, философии, морали и т.д. Но даже в этом случае, если эта теория, теология, философия, мораль и т.д. вступают в противоречие с существующими отношениями, это может происходить лишь благодаря тому, что существующие общественные отношения вступили в противоречие с существующей производительной силой (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология//Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.: В 9 т. Т.2. - По мнению М.К. – С.27-28).

Мамардашвили «Принцип социальности сознания», выдвинутый Марксом, помог преодолеть метод понимающей интроспекции в исследовании сознания. Принцип социальности позволил рассматривать сознание как функцию, атрибут социальных систем деятельности, выводя его содержания и формообразования из переплетения и дифференциации связей системы, а не из простого отображения объектов и восприятий субъекта. Другими словами, существующее у субъектов сознание стало возможным изучать совершенно объективно, по его «предметностям», по значащим для него объективациям. Феномены анализа сознания Маркса оказались не предметами индивидуального сознания и психики, где их искали методами внутреннего наблюдения и понимающей интроспекции, а определенными структурами социальных систем деятельности (например, экономических отношений), независимых ни от индивидуального сознания, ни от психики. При таком подходе сознание выступает в виде объективного процесса в качестве важнейшего условия социально-исторического существования человека.

Ограничимся проделанным анализом методологических предпосылок представления сознания как предмета исследования и рассмотрим некоторые частные вопросы марксистской теории происхождения и сущности сознания.

В начале работы мы ввели понятие «сознание» как философское. В марксизме это понятие вводится через соотношение с материей, т.е. через постановку и решение основного вопроса философии, в формулировке Энгельса. Но в отличие от категории «материя», которая представляет предельную абстракцию, категория «сознание» обозначает сознание человека, а не сознание вообще и не мировое сознание, как, например, у Гегеля. И такое понимание имеет рациональный смысл, так как снимает проблему перехода от субстанции к миру, в котором живет человек, к миру чувственно воспринимаемых вещей.

Объективной основой разграничения материальных явлений и явлений сознания является противоречивая структура человеческой деятельности, так как деятельность всегда выступает в виде противоречивой двойст-венности, как единство материального и идеального. С одной стороны, это материальное воздействие и материальное преобразование предметов природы и материальной культуры, с другой стороны, это идеальное предвосхищение результатов деятельности и ее планирование. Это противоречивое единство дано человеку интуитивно в каждый момент его жизни и его длительное осмысление закрепилось в противоречивом единстве категорий «материальное» и «идеальное».

В культуре и философии появляются попытки разорвать их или свести друг к другу. Например, в дискуссиях по поводу телепатии или телекинеза сознанию часто пытаются приписать статус материального явления. Подмена или отождествление этих категорий, на мой взгляд, методологически недопустимо, так как они, как не сводимые друг к другу противоречивые явления, сформировались как результат многовекового опыта наблюдений явлений материального мира и явлений сознания. Понятие об этом различении сформировалось намного раньше, чем появились сами термины. Поэтому выявление новых аспектов соотношения сознания и материи, роли сознания в обществе и природе должно сопровождаться формированием новой системы понятий и терминов, а их подмена и манипулирование этими понятиями вносит путаницу и недопустимо потому, что они определяются друг через друга. Их отождествление лишает и то и другое смысла.

В истории философии можно выделить и другую крайность – отрыв сознания от материи. Корни такого понимания сознания лежат в метафизической абсолютизации факта относительной самостоятельности сознания и не только общественного. Например, абсолютизация целевой детерминации деятельности. Ведь понятно, что формирование цели будущей деятельности возможно только на основе многовекового опыта практической деятельности. И как бы цель не «отлетала» от действительности, всегда можно установить ее материальные корни.

В рамках марксистской традиции сознание понимается, на что обращает внимание Маркс, как отражение бытия, как отражение материального мира. В связи с критикой этого тезиса в современной философии мы будем использовать этот термин условно, беря его в кавычки. Соглашаясь частично с этой критикой, связанной с предостережением от возможности редукционизма, с одной стороны, и обобщая представления о содержании общественного и индивидуального сознания, его исторические тенденции, с другой стороны, мы предпочитаем использовать термин соответствие. Но понятие «отражение» не противоречит некоторым характеристикам сознания и, в свое время, позволило решить определенные методологические проблемы. Например, объяснить естественность происхождения сознания. В истории философии мы находим две крайности в попытке решить эту проблему. В религиозной традиции возникновение сознания связывается с Богом, его чудесным творением. С другой стороны, несогласие с чудесным возникновением сознания вынуждало философов предполагать, что оно существовало всегда, что оно является вечным свойством материи (гилозоизм). В марксизме сознание понимается как результат исторического развития одного из естественных свойств материи – свойства отражения. По этому поводу Ленин писал, что очень логично предположить, что вся материя обладает родственным с ощущением свойством отражения.

Отражение как всеобщее свойство материи связано с взаимодействием материальных объектов. Но отражение не сводится к самому взаимодействию. Оно является одним из моментов взаимодействия, а точнее его результатом. Смысл отражения в воспроизведении в результатах взаимодействия особенностей взаимодействующих объектов. Момент воспроизведения особенностей объектов в результатах взаимодействия и позволяет условно использовать термин отражение.

При анализе отражения в таком понимании можно выделить его общие моменты: наличие и отличие отображающего и отображаемого предметов, вторичность отражения по отношению к взаимодействию, определенное соответствие отражения отражаемому объекту, зависимость результата воздействия от специфических особенностей отображающей системы. Эти всеобщие моменты отражения, с некоторой долей условности, применимы и к сознанию. Различаются отражение и отражаемое (сознание и мир); сознание вторично по отношению к миру, так как может существовать только как свойство материи и появляется в результате воздействия человека на предметы и явления мира; имеется соответствие образов сознания и понятий отображаемым объектам; специфическая особенность сознания, связанная с отображающей системой это его идеальность .

Здесь естественно возникает вопрос: как понимается «идеальное» в марксистской традиции?

Очевидно, что сознание связано с функционированием головного мозга и нервной системы. Функционирование нервной системы представляет собой взаимодействие и переплетение нескольких типов отражения, но как выделить среди них идеальное? Зрительное восприятие – здесь на сетчатку глаза воздействуют световые лучи, возбуждая нервные окончания. Отражение на этом уровне проявляется в изменениях состояния нервных окончаний. Это процессы материальные. Дальше нервные импульсы передаются в центральную нервную систему, где возникает «музыка» нейродинамических процессов в форме замыкания временных связей и возникновения нейродинамических ансамблей. И это тоже материальные процессы. На этом пути, который имел место в истории исследования сознания, ученым не удалось найти собственно сознание. Больше того, данная позиция была подвергнута критике за ее натурализм, за неизбежную редукцию сознания к нейродинамическим процессам мозга. При этом совершенно справедливо указывалось, что сознание при данном подходе теряет статус философской проблемы и становится проблемой общенаучной. Кроме того, попытки установить однозначные связи между мозговыми процессами и сознательными актами столкнулись с принципиальной невозможностью сведения вторых к первым. И дело не столько в сложности системной организации мозга и сложности сознания как функции мозга, что делает любые расчеты, связанные с пониманием связи системы с ее функцией, бессмысленными. Скорее, здесь принципиальные трудности. Академик Н.П. Бехтерева, анализируя попытки найти корреляцию нейрофизиологических и мыслительных процессов, пришла к выводу о принципиальной несводимости процессов мышления к активности мозга. Еще в 1968 году академик Ф.В. Бассин подчеркнул парадоксальность ситуации, сложившейся в исследовании мыслительных процессов нейрофизиологическими методами. Он писал, что нейрофизиологический подход, разработанный в 50-е годы для анализа сознания, расширил представления ученых о мозге и его работе, но в то же время он исключил представление о сознании из числа рабочих терминов, которые использует учение о мозге.

Поэтому Маркс, связывает идеальность сознания не с работой мозга, а с деятельностью человека. В «Послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» он подчеркивал, что идеальное есть не что иное, как материальное пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней. В «Немецкой идеологии» обращается внимание на то, что сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием.

В первую очередь бросается в глаза характеристика сознания (идеального) как отражения мира. И это действительно так. Человек, благодаря формированию опосредующего элемента (орудий труда) в отношениях с природой и коллективному характеру совместной деятельности, вырабатывает способность «отражать» мир в идеальной форме. Но при более внимательном рассмотрении, при более углубленном прочтении раскрывается другой момент, другая сторона определения идеального. Причем, этот аспект понимания идеального не менее, а может быть и более существенен, так как играет очень важную методологическую роль в решении проблем познания, возникновения сознания и др. Он заключается в том, что идеальное есть не просто отражение мира, это и есть сам мир, существующий в сознании человека в иной, идеальной форме, формирующейся (что сегодня признано в философской литературе) на основе обобщенных алгоритмов практической деятельности.

Эта идея понимания идеального как иной формы материального возникла в европейской философии до Маркса. Спиноза, рассматривая мышление в качестве атрибута субстанции (природы) и понимал его, во-первых, как вечное свойство материи (и камни тоже мыслят) и, во-вторых, как иную форму материальных предметов. То есть, у Спинозы единая субстанция существует в двух формах: «в форме протяженности и в форме идеи» или «в уме и вне ума» как говорил Гоббс. Например, Маркс в «Капитале» исследовал товарный обмен и выявил, что деньги могут выполнять часть своих функций в идеальной форме, в частности, в качестве меры стоимости. То есть, для выражения стоимости товаров человек использует деньги в идеальной форме, без их наличия.

Идеальное как форма существования материального в марксистской традиции, связывается с совместной деятельностью человека, так как оно с самого начала есть общественный продукт и остается им пока вообще существуют люди. Сознание, идеальное вообще, на что мы уже обращали внимание, нельзя вывести из физиологических процессов. Сознание можно понять только из анализа совместной практической деятельности. Полезно напомнить, что еще Ч. Шеррингтон локализовал высшие функции (память, умственные способности) не в мозгу, а в действии.

Уже у животных невозможно понять психики, если не связывать ее с формой жизнедеятельности. Если говорить в целом, то можно сказать, что основой психического отражения в животном мире является ориентировочно-поисковая «деятельность» организма. Например, элементарная форма биологического отражения – раздражимость, как избирательная реакция на внешнее воздействие, направлена на удовлетворение физиологических потребностей организма. Причем, эта реакция осуществляется за счет энергии организма. Можно с большой определенностью утверждать, что на определенном этапе развития живых организмов, наряду с процессами, непосредственно поддерживающими жизнь, возникают и особые процессы, обеспечивающие ориентирование организма в окружающей среде. На основе этих процессов, этих способностей и формируется психика у животных. У высших животных она достигает значительного уровня, например у приматов – орудийная, ознакомительная и т.д.

Но в целом жизнедеятельность животных ограничена сферой удовлетворения физиологических потребностей. Животное слито с природой, оно не отличает себя от природы, не противостоит природе. Инстинктивный дикарь не выделяет себя из природы. Сознательный человек выделяет, категории суть ступеньки выделения - писал Ленин в «Философских тетрадях». А у животных отсутствует предметное отношение к миру. Мир не выступает для животных как совокупность предметов, обладающих объективными свойствами. Для животного существуют только те (определяемые инстинктивно) признаки, которые удовлетворяют природные потребности. Животные сами себя не отделяют от предметов. У них нет отношения к предметам, на что мы уже обращали внимание при анализе идей Маркса.

Человек не приспосабливается к окружающему миру, наоборот, он преобразует мир, приспосабливая его к себе. Именно в рамках этого отно- шения и формируется сознание с его основными чертами: предметностью, идеальностью и социальностью.

Предметность сознания проявляется: во-первых, в осознании человеком существования объективного мира предметов и явлений; во-вторых, в интенциональности, в том, что любая мысль и любой феномен сознания всегда направлены на «нечто», во вне, за свои «пределы» и; в-третьих, в формировании механизма объективации состояний сознания, то есть в осознании представленного в «представлении» как существующего за пределами сознания. Например, ощущение красного (или любого цвета) осознается как объективное свойство самого предмета, тогда как на самом деле – это состояние нашей психики.

Таким образом, у животного нет предметного отношения к действи-тельности. У человека это отношение возникает в процессе труда, в котором человек своей деятельностью опосредует отношение с природой. Анализируя процесс труда, Маркс выделял предмет труда, орудия труда, сам труд и результат труда. Главным для понимания специфики человеческого отношения к миру является орудие труда . Человек не прямо взаимодействует с миром, а помещает между собой и миром орудия труда и деятельность. Но именно благодаря орудиям труда становится возможным выделение самого предмета труда, обладающего объективными свойствами.

Процесс труда включает в себя естественный, объективный процесс взаимодействия орудий труда и предметов труда. Это взаимодействие осуществляется вне сознания человека по объективным законам. Результат этого взаимодействия определяется не сознанием и волей человека, а соотношением объективных свойств, взаимодействующих предметов. Благо-даря этому, орудия труда и предметы труда выделяются как объективные предметы. То есть, «вынесенность» этого процесса, повторяющегося миллиарды раз, за пределы сознания и независимость его результатов от сознания человека открывает, как бы «навязывает» ему необходимость осознания объективности мира.

Но дело не только в том, человек использует эти объективные процессы. Человек создает особы мир явлений, вторую природу, мир человеческой культуры. Этот мир, с одной стороны, не существует независимо от человека, с другой стороны, он объективен, существует вне сознания людей, а в своей предметной форме вне общества вообще. Человек живет в этом мире; именно этот мир выступает для человека как мир предметный, а затем это предметное отношение к миру переносится, распространяется на природу в целом.

Идеальность также формируется в процессе трудовой деятельности. Чтобы осуществить трудовой процесс нужно действовать целесообразно, то есть должна быть сформулирована цель как идеальное представление о результате будущей деятельности. Цель включает момент знания о том, что должно быть сделано. Это знание о предметах и орудиях труда. Это момент отражения объективного мира, но и само это отражение неразрывно связано с целеполаганием и вначале формулируется в форме целеполагания. Другими словами, идеальное существование мира в сознании человека проявляется в форме знания о нем. Возникновение знания о мире, как иной формы его существования, раздвоение мира происходит в труде в форме формирования цели как идеального представления о результатах будущей деятельности.

Но в процессе становления человека цель не могла существовать в виде идеального представления о результатах деятельности. Функцию цели первоначально выполняли ранее созданные предметы, а производство было простым повторением ранее созданных предметов. Сотни тысяч лет повторялись одни и те же изделия, а процессом труда овладевали с помощью наблюдения и повторения самих действий (сформированных и закрепленных с помощью рефлексов). Эта форма передачи опыта уже существовала в животном мире. Но именно в таком характере передачи опыта и деятельности по производству предметов скрывается основа для появления идеального. Более конкретно можно сказать, что одним из существенных условий возникновения идеального является возникновение феномена образца. Ведь служить образцом это значит выполнять иную функцию, помимо основной. Например, топор предназначен для обработки предметов. Но когда он становится образцом, по которому производят другой топор, он становится знаком, то есть начинает функционировать как знак последующего изделия. Второй топор еще не создан, но, если первый топор становится знаком, образцом, то второй топор начинает функционировать на базе первого в идеальной форме, в форме цели. Эта ситуация является одним из условий появления идеального.

Если говорить о причинах появления идеального, то в качестве таких причин можно назвать формирование системы не вещественных отношений и необходимость ориентации в них, а также необходимость восстановления разрывов в биологических цепях при включении в них действий, не имеющих биологического смысла и разрывов в самой деятельности. Само существование общества, как формирующегося феномена, начинает определяться целостностью системы связей не биологического содержания. Эта появляющаяся целостность требует формирования механизмов компенсации разрывов в деятельности. И такой механизм начинает формироваться – это феномен знака . Раздвоение мира осуществляется в рамках процесса появления знаков в трудовой деятельности. Формирование знаков в человеческой деятельности объясняет появление «идеального».

Если говорить об этом более подробно, то можно сказать, что знаки появляются там и тогда, когда нарушается непрерывность деятельности, когда непосредственный переход от одного действия к другому затрудняется или становится невозможным, потому что в силу тех или иных условий материальные зримые элементы деятельности не могут выполнять роль «ориентиров» последующих звеньев и последующих предметов для их копирования. Знаки появляются как предметы или явления, которые берут на себя роль образцов или опосредующих звеньев. Знак заменяет какие-то реальные элементы деятельности, и ее последующие звенья ориентируются на знак. Пример возникновения знаковой ситуации приводит Тур Хайердал (известный путешественник). Остров Пасхи известен своими исполинскими каменными фигурами. Ретроспективная реконструкция показывает, что туловища вырубали из серого камня, парики к туловищам из красного. Карьеры были далеко друг от друга, считать не умели. Совпадение достигалось за счет совмещения заместителей туловищ и париков – серых и красных камешков.

То или иное явление можно охарактеризовать как знак, если оно выполняет определенную функцию в деятельности. То есть, знак, в плане его возникновения, не является просто заместителем предмета или связи. Само это «замещение» становится понятным, если знак, его происхождение рассматривать в процессе деятельности. Таким образом, появление в деятельности опосредствующих звеньев (знаков) приводит к появлению «идеального». Этот процесс идет вместе с формированием средств выражения идеального (например, языка). Цели начинают формулироваться с помощью языковых общепринятых знаков. Язык с самого начала является элементом культуры, элементом и средством социальной связи.

В связи с анализом идеального, попытаемся показать принципиальное различие в механизмах «опережающего отражения» в человеческом и животном мире. Мы определили цель как идеальное представление о результате будущей деятельности. По словам Маркса цель «как закон определяет человеческую деятельность». Именно в этом заключается специфика «опережающего отражения» в человеческом обществе, в отличие от реализации «опережающего отражения» в животном мире. Понятие «опережающего отражения» сформировано академиком Павловым в современной физиологии на основе учения о рефлекторной деятельности. Рефлекс при этом понимается не как простая дуга, а как циклическая деятельность, в которой в прошлых действиях формируется механизм реакции, действия как ответ на будущие воздействия. Например, Анохин понимает под «опережающим отражением» механизм ответной реакции до ее осуществления. Причем, животное предвосхищает само будущее действие как ответ на свое физиологическое состояние, например, боли. Организм животного подготавливает защитное действие как ответ на преодоление или достижение определенного физиологического состояния. То есть у животного результат неотрывен от действия. Человек предвосхищает именно результат деятельности сам по себе вне деятельности, хотя деятельность обязательно входит в цель как средство ее реализации. Человек предвосхищает результат деятельности как предмет отличный от человека, результат в его предметности в идеальной форме. Животное предвосхищает свое действие как реакцию на изменение своего физиологического состояния, для его восстановления. Животное реагирует не на внешнее будущее действие, а на свое физиологическое состояние, сформировавшееся в предшествующем опыте. Например, собаку несколько раз били палкой, в результате чего сформировался условный рефлекс: удар палкой – болевые ощущения. Замах палки, в результате срабатывания рефлекса, вызывает у нее болевые ощущения, на которые она и реагирует, пытаясь изменить свое физиологическое состояние.

Социальность сознания определяется общественным характером труда. Этот характер проявляется в наличии трудового сообщества. У животных тоже есть сообщества стадного типа. Сообщество человеческое и его коллективность выросли из стадного состояния животных. Иначе нельзя объяснить первичной общности людей. Но групповое поведение животных это еще не трудовая человеческая деятельность, даже если используются элементарные орудия труда. Человеческое общение, трудовая кооперация связаны не просто с тем, что люди что-то производят сообща, а с тем, что это общение, формы общения зависят от используемых орудий труда, они изменяются вместе с изменением и развитием орудий труда. У животных формы общения не связаны с развитием вообще и тем более с развитием орудий труда.

Появление такой зависимости у человека приводит в процессе труда к разделению труда, которое начинается не с технологического разделения, а с разделения, связанного с организацией совместной деятельности. На определенном этапе появляется необходимость управляющей деятельности. Вначале управление осуществлялось в процессе самой деятельности. Наиболее опытный член сообщества выступал в качестве образца и все повторяли его действия. Постепенно управляющая деятельность получает относительную самостоятельность, например, в форме танца. В танце управляющая деятельность начинает функционировать в материальной форме как логика деятельности первобытного коллектива, предшествующая самой деятельности. В качестве образца будущей деятельности она оказывается материальным носителем идеального плана коллективной деятельности и коллективной цели. Этот этап совпадает с формированием цели и, соответственно, целевой детерминации и является одним из условий такой детерминации. Но когда появляется и выделяется управление и исполнение, цели появляются именно как цели всего сообщества, а не как индивидуальные. И затем постепенно, так как эти цели выполняются всеми членами сообщества, в процессе их освоения формируются индивидуальные цели отдельных исполнителей, имеющие общественную природу.

Например, Маркс в «Капитале» говорит о том, что и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, то есть идеально. Это возможно только потому, что образ постройки архитектора является отражением опыта накопленного предшествующими поколениями. Вне этого опыта цель постройки невозможна.

Общественный характер труда предполагает передачу трудового опыта последующим поколениям. У животных есть два типа опыта и два типа его передачи. Первый – видовой, который существует в форме генетических структур и передается через механизм наследственности. Второй – индивидуальный, возникающий в процессе жизни. Этот опыт передается в процессе индивидуального «обучения» через развитие навыков на основе врожденных способностей. Эти зачатки «обучения», передача опыта в процессе индивидуального научения, становятся решающими у человека.

В человеческом обществе социальный опыт хранится не в организме, а вне его. И передается этот опыт через материальные формы культуры, через орудия и продукты деятельности. Каждое новое поколение вступает в уже очеловеченный мир. И оно должно не приспособиться к нему, а овладеть им, овладеть духовной и материальной культурой. Например, овладеть логикой мышления, которая является результатом обобщения колоссального опыта человечества. Этот опыт закреплен в знаковой форме в языке и других знаковых средствах. Овладение языком и есть овладение опытом человечества. Без передачи этого опыта не может существовать общество.

Поэтому, когда мы говорим о производстве как основе человеческого общества, надо иметь в виду, что эта основа включает не только живой труд, но овеществленный опыт. Результаты предшествующих поколений становятся условиями деятельности будущих. Опыт передается в трудовых группах, связанных с процессом общественного производства человека и прямо и опосредованно.

Деятельность по передачи опыта есть моделирование трудовых действий, их отражение. Передача производственных навыков может осуществляться путем непосредственного показа этих действий. Причем, содержание обучения может не отличаться от трудовых действий. Но здесь изменяется функция этой деятельности. Она моделируется и тем самым превращается, переводится в идеальный план. Этот план формируется как групповой. Его расчленение осуществляется в представлениях и навыках обучаемого индивида. Вместе с тем этот план выступает как норма социальной деятельности, как обязательный образец, которому человек должен подчинить свои действия. Сначала этот план включен в трудовой процесс, потом он выделяется в самостоятельную деятельность.

Таким образом, решающим условием формирования сознания является выделение планирующей деятельности в самостоятельную предшествующую деятельность. Это ведет к созданию возможности самосознания человеком самого себя и возникновению индивидуального сознания. Человек подчиняет себя социальным нормам. Действуя согласно этим нормам, человек делает их нормами личного поведения, причем не только технологические действия, но и нормы отношений между людьми. Поэтому сознание формируется и существует в своей сущности как общественное. Именно на это обращал внимание Маркс, когда писал, что человек первоначально выступает как родовое существо, племенное существо, стадное животное, а обособляется как индивид лишь в результате исторического процесса, при этом, если биологические инстинкты противоречат социальным нормам, то они подавляются.

«Об ответственном обращении с животными», который был внесен в нижнюю палату парламента еще осенью 2010 года. На протяжении этого времени зоозащитники неоднократно проводили пикеты у правительственных зданий, собирали подписи и устроили голодовку с требованием властям ускорить принятие документа. Законопроект принят «в целях защиты животных, а также укрепления нравственности, соблюдения принципов гуманности» при обращении с ними.

Теперь в России может быть запрещено: устраивать бои между животными, содержать диких зверей в домашних условиях, выгуливать собак опасных пород без намордника и поводка, выгуливать собак в не предназначенных для этого местах, кормить хищников другими животными в публичном пространстве, а также выбрасывать животных.

Кроме того, законопроект запрещает открывать контактные зоопарки в торговых центрах, а также содержать животных в барах, кафе и ресторанах.

Закон обязует россиян относиться к животным как к существам, испытывающим эмоции и физические страдания. Помимо этого, граждане РФ обязаны обеспечивать надлежащий уход и ветеринарный контроль за животным, а также не допускать появления у него нежелательного потомства. Закон также вводит обязанность убирать за собаками при их выгуле. Если человек поймал на улице животное, он должен передать его в приют, следует из документа. Кроме того, россиян могут обязать возвращать найденное животное его владельцу.

Федеральный закон также запрещает отстрел бездомных животных. Если закон будет принят вышестоящими инстанциями и подписан президентом, то отлов будет строго регламентирован: процесс необходимо заснять на камеру, а затем отчитаться о том, в какой из приютов попало животное. При этом каждое животное, попадающее в приюты, должно быть стерилизовано.

Согласно статье 16 закона «Об ответственном обращении с животными», владельцы приютов должны осуществлять учет животных, маркировать их неснимаемыми и несмываемыми метками, содержать их до наступления естественной смерти либо возврата на прежние места обитания или передачи новому хозяину.

Также закон запрещает умерщвлять животных, содержащихся в приютах, за исключением случаев «необходимости прекращения непереносимых физических страданий нежизнеспособных животных».

При этом обязательно подтверждение тяжелого неизлечимого заболевания или острой травмы животного, несовместимой с жизнью. «Соответствующая процедура должна производиться специалистом в области ветеринарии гуманными методами, гарантирующими быструю и безболезненную смерть», — отмечается в законопроекте.

По словам главы комитета по экологии и охране окружающей среды Владимира Бурматова, на «безобразном отстреле» животных на улицах городов России «пилятся огромные бюджетные деньги». Отстрел, согласно документу, будет запрещен законодательно.

Зоозащитник Владислав Рогимов считает, что принятый Госдумой закон касается обычных граждан, но не юридических лиц, которые являются владельцами приютов. «Это миллионный бизнес на беззащитных животных. Закон предписывает отдавать животных в приюты, однако ответственности и контроля этих учреждений на практике нет.

Из всех приютов, что работают в России, реально помогают животным около 20%.

Поймите, такие приюты вылавливают по тендеру на вылов бездомных животных, к примеру, 300 собак. Затем убивают 250 из них, а в документах пишут, что стерилизовали, вакцинировали, пролечили и отпустили. На деле на свободу выходят лишь 50 собак с бирками (располагается на ухе и подтверждает, что собака была в приюте — «Газета.Ru»). Мы предлагали установить онлайн-камеры на территории приютов, но безрезультатно. По сути, этот закон лишь усиливает ответственность для физических лиц. Это капля в море. Единственный положительный момент — запретили контактные зоопарки», — пояснил зоозащитник.

Заместитель председателя Госдумы отметила, что отдельными подзаконными актами будут прописаны требования к приютам, правила обращения с бездомными животными, а также утвержден перечень потенциально опасных питомцев. Кроме того, законодатели дополнительно пропишут требования к участию животных в культурно-зрелищных мероприятиях. На подготовку подзаконных актов у правительства есть 180 дней.

«Закон начнет работать не сразу, но теперь есть база, чтобы навести порядок. Ее давно ждали все люди, неравнодушные к судьбе животных. Это наша общая победа», — пояснила вице-спикер.

Один из авторов законопроекта отметил, что текст документа был согласован со всеми зоозащитными организациями. За время работы над проектом было рассмотрено порядка 300 поправок. Положительные заключение также были получены от правоохранительных ведомств, которые работают со служебными животными.

Закону еще предстоит пройти рассмотрение в Совете Федерации — и там об «общей победе» даже не говорят. 20 декабря глава комитета по конституционному законодательству и госстроительству заявил, что принятый Госдумой документ представляет собой «правовой хаос».

«Я, честно говоря, в шоке от того, что там написано. Это просто какой-то правовой хаос. Абсолютно вся терминология этого закона взята с потолка. <...> Например, дикое животное. Что под этим понимается: дикое животное — это, животное, которое изъято из естественной среды обитания, и — внимание — потомки данного животного. Но я прошу прощения, все собаки, все кошки и все попугайчики — это потомки тех, кто когда-то был изъят из естественной среды обитания», — пояснил сенатор.

Он отметил, что законопроект, в частности, создает препятствия для выгула собак. «Люди не имеют права гулять с собаками во дворе своего дома — написано, что запрещается! Посмотрите текст: написано, что в специальных местах, которые определены органами местного самоуправления. Этот закон вступает в силу в общем порядке, то есть через 10 дней после публикации.

После Нового года, даже еще в праздники, по всей видимости, люди выйдут на улицу со своей собакой и окажутся вне закона,

потому что написано, что гулять там нельзя, то есть вообще нигде», — заявил Клишас. Сенатор подчеркнул, что направил свои замечания по данному документу в несколько комитетов Совфеда.

В июле 2018 года депутат Бурматов сообщал, что в большинстве регионов за год возросло число зарегистрированных преступлений против животных.

«У нас цифры, которые нам дает за первый квартал 2018 года по отношению к первому кварталу 2017 года: в Центральном федеральном округе рост количества зарегистрированных преступлений на 440%, Северо-Западный федеральный округ — на 214%, Северо-Кавказский федеральный округ — на 300%, Южный федеральный округ — на 42,9%, Уральский федеральный округ — рост на 37,5%, Сибирский федеральный округ — на 60%, Дальневосточный федеральный округ — на 250%. Приволжский федеральный округ показал падение на 58,8% по сравнению с прошлым годом», — указал парламентарий.

Год назад президент России подписал ФЗ «Об ужесточении наказания за живодерство». Теперь живодеры могут получить до трех лет тюремного срока, а также штраф размером 80 тыс. рублей. Если же данное деяние совершено группой лиц, срок лишения свободы увеличивается до пяти лет. Кроме того, закон ужесточает наказание за истязание животных в присутствии несовершеннолетних.

Похожие статьи