Опера в трех действиях Александра Сергеевича Даргомыжского на либретто композитора по одноименной драматической поэме А. С. Пушкина.
Действующие лица:
ДОН-ЖУАН (тенор)
ЛЕПОРЕЛЛО (бас)
ДОННА АННА (сопрано)
дон КАРЛОС (баритон)
ЛАУРА (меццо-сопрано)
МОНАХ (бас)
1-й гость тенор
2-Й ГОСТЬ (бас)
СТАТУЯ КОМАНДОРА (бас)
ГОСТИ ЛАУРЫ
Время действия: начало XVII века.
Место действия: Испания.
Первое исполнение: Санкт-Петербург,
Мариинский театр , 16 (28) февраля 1872 года.
Редкий, если не единственный, случай: пересказывать содержание оперы - это слово в слово пересказывать содержание литературного первоисточника. Как правило, всякое либретто - это в большей или меньшей степени отход от оригинала, изменение его (как правило, сокращение, поскольку петь текст дольше, чем произносить его). Действительно, Даргомыжский специально поставил перед собой цель: написать оперу на полный текст поэмы Пушкина. В одном из своих писем композитор признавался: «Забавляюсь над «Дон-Жуаном» Пушкина. Пробую дело небывалое: пишу музыку на сцены «Каменного гостя» так, как они есть, не изменяя ни одного слова». Некоторые слова Даргомыжский все же изменил, но, можно сказать, именно слова - даже не фразы и тем более не мысли Пушкина. Сохранена, таким образом, вся последовательность событий поэмы. Словом, лишь Дон Гуан Пушкина превратился в более привычного для нас Дон-Жуана. (Пушкин, очевидно, стремился передать имя своего героя не на французский лад, а ближе к испанскому произношению - с предыхательным «г», почти как «х».)
Даргомыжский не успел полностью завершить оперу. Когда он умер (5 (17) января 1869 года), незаконченной осталась 1-я картина, которую, согласно завещанию композитора, по его эскизам дописал Ц.Кюи. Опера не была оркестрована. Эту работу, тоже по завещанию, выполнил необычайно совестливый и множество раз проявивший себя подобным образом Н.А.Римский-Корсаков. Он же составил - наиболее точное слово для того рода работы, которую он в данном случае проделал - интродукцию к опере. В таком виде она была впервые показана широкой публике в 1872 году. Дирижировал Эдуард Францевич Направник, «крестный отец» едва ли не всех русских оперных шедевров второй половины XIX века. Римский-Корсаков, всегда весьма самокритичный, на сей раз писал в «Летописи моей музыкальной жизни»: «Я присутствовал на всех репетициях. Направник вел себя сухо и безукоризненно. Я был доволен оркестровкой и в восторге от оперы. Исполнялась опера хорошо. Комиссаржевский - Дон-Жуан, Платонова - донна Анна, Петров - Лепорелло были хороши; прочие не портили дела. Публика недоумевала, но успех все-таки был. Не помню, сколько было представлений «Каменного гостя», во всяком случае, не много, и вскоре опера замерла - и надолго...» Словом, опера была столь непривычной, столь смелой (в ней нет арий, нет вокальных «вставок», нет звучных эффектных ансамблей и финалов; это музыкально-драматический речитатив, послушно воспроизводящий текст великого поэта), что публика, с ее средним вкусом, не оценила ее по достоинству.
ДЕЙСТВИЕ I
Картина 1. Монастырское кладбище в окрестностях Мадрида (у Пушкина и у Даргомыжского также - Мадрита). Здесь ждут наступления ночи Дон-Жуан и его слуга Лепорелло. Дон-Жуан когда-то был изгнан из столицы в наказание за свои дерзкие похождения, стоившие жизни многим его противникам. Теперь он тайно вернулся. Он уверен, что его никто не узнает, да, впрочем, пусть и узнают - он этого не боится. Единственное, не встретился бы сам король. А впрочем, он и его не боится. Если король его встретит, то максимум, что сделает - отошлет обратно, «ведь я не государственный преступник! Из милости ко мне ж меня отсюда он выслал, он хотел меня от мщенья семьи убитого спасти». (Так у Даргомыжского; у Пушкина: «Ведь я не государственный преступник./ Меня он удалил, меня ж любя; / Чтобы меня оставила в покое / Семья убитого...» Приблизительно такого рода изменения внес еще кое-где в текст Пушкина Даргомыжский. Это дает основание назвать текст оперы «либретто композитора», поскольку - при всей незначительности этих изменений (в области пунктуации они гораздо большие, что было продиктовано особой заботой композитора о правдивости речитатива) - у нас не поднимается рука написать, как это обычно делается, «текст Пушкина». Обратив внимание на данное обстоятельство, ниже мы подобные разночтения фиксировать не будем и продолжим изложение содержания оперы по тексту Даргомыжского.)
Итак, теперь Дон-Жуан ждет ночи, чтобы под покровом темноты пробраться в Мадрид - его влечет жажда приключений, а пока он предается воспоминаниям. Входит монах. Он замечает ДонЖуана и Лепорелло, спрашивает, не люди ли они донны Анны? Нет, они сами по себе, отвечает Лепорелло. Из их разговора выясняется, что сюда должна приехать донна Анна, посетить могилу мужа. Да ведь это же та самая донна Анна де Сольва, мужа которой - командора - убил... «развратный, бессовестный, безбожный Дон-Жуан» - уточняет монах, и на притворные расспросы Лепорелло говорит, что его здесь нет, что он выслан. Их разговор прерывает приход донны Анны. Монах отпирает ей калитку, донна Анна идет за ним. Дон-Жуан пытается разглядеть ее, закрытую черным вдовьим покрывалом. Он видит только ее пятку. По мнению Лепорелло, этого достаточно, ведь у его хозяина очень живое воображение, и он вполне может дорисовать весь облик дамы: «Вам все равно, с чего бы ни начать: с бровей ли, с ног ли», - резонерствует он.
(Далее небольшое окончание этой картины дописал по наброскам Даргомыжского Ц.Кюи.) Дон-Жуан выражает решимость познакомиться с донной Анной. Лепорелло пытается отговорить его, приводя моральные доводы: «Мужа повалил да хочет посмотреть на вдовьи слезы. Бессовестный!»
Картина 2. Комната. Ужин у Лауры, актрисы. Друзья и поклонники наперебой расхваливают ее талант. Лаура признается, что сегодня она пела с особым вдохновением: «Слова лились, как будто их рождала не память робкая, но сердце...» Один из гостей просит Лауру спеть для них. Она поет. Звучит ее первый романс («Оделась туманом Гренада»). Все в восторге. И даже угрюмый Дон Карлос. Один из гостей спрашивает, чьи слова этой песни. И тут выясняется, что написал их Дон-Жуан, ее верный друг и ветреный любовник. Это известие приводит в ярость Дона Карлоса, который называет Лауру дурой. Ведь Дон-Жуан в свое время на поединке убил его родного брата. Но теперь очередь Лауры негодовать, она готова зарезать его самого, этого Дона Карлоса. Ее усмиряют. Гостям даже удается примирить их, и после второй песни («Я здесь, Инезилья, я здесь под окном»), которую поет Лаура, гости, выразив (хором) свой восторг, уходят. Лаура останавливает Дона Карлоса. Он понравился ей и своей выходкой напомнил ей Дон-Жуана. Лаура признается, что сейчас она его не любит, а любит Дона Карлоса. Он спрашивает ее, сколько ей лет, и, когда узнает, что ей восемнадцать, пускается в рассуждение о том, сколько лет она еще сможет покорять мужчин. А что дальше, когда она состарится? «Тогда? Зачем об этом думать?» Сейчас же она просит его улыбнуться.
Их разговор прерывает стук в дверь. Это явился Дон-Жуан, он требует (за сценой), чтобы Лаура открыла дверь. Она в замешательстве. Наконец она отпирает дверь, и входит Дон-Жуан. Он приветствует ее и целует. Это приводит в негодование Дона Карлоса, и он вызывает нежданного гостя на поединок. Они бьются. Дон Карлос падает сраженный. Что теперь? Куда его выбросить, озадачена Лаура: «Эх, Дон-Жуан, досадно, право». Разговор переходит на Дон-Жуана; он рассказывает, что тайно вернулся, скрывается и вот явился увидеть ее. Она покорена, готова ответить на его поцелуй, но вдруг, опомнившись: «Постой... при мертвом!..» Дон-Жуан призывает ее не обращать на покойника внимания, он, Дон-Жуан, вынесет тело перед рассветом и положит на перекрестке. Лаура просит, чтобы никто не видел, ведь только что у нее были ее (и его) друзья. Дон-Жуан ревнует (притворно) Лауру к убитому и допытывает у нее, сколько раз она ему изменила. Лаура не смущается и сама задает такой же вопрос Дон-Жуану. Он уходит от ответа и, обняв ее, увлекает в боковую дверь.
ДЕЙСТВИЕ II
Памятник командора. Входит Дон-Жуан; он переодет монахом. После убийства Дона Карлоса он скрывается здесь, в монастыре, сказавшись отшельником. Здесь же и донна Анна. Дон-Жуан размышляет о ней и об обстоятельствах, для него удачно сложившихся, поскольку здесь он может часто видеть ее. Вот и она сама. Донна Анна обращается к Дон-Жуану, искренне принимая его за святого отца. Она просит его присоединиться к ее молитве. Он отказывается: «Мне, мне молиться с вами, донна Анна! Я не достоин участи такой». Речь «монаха» обнаруживает страсть и любовный пыл, она странна донне Анне. Она смущена, ей показалось... Дон-Жуан бросается перед ней на колени. Она хочет его прогнать. Он молит его выслушать. Он готов умереть у ее ног. Его страстный монолог она прерывает укоризненными фразами: «Вы не в своем уме», «Подите прочь - вы человек опасный», «Я слушать вас боюсь». В конце концов она сдается: «Подите, здесь не место таким речам, таким безумствам. Завтра... ко мне... придите». В смятении, назначив Дону Диего де Кальвадо (так представился ей Дон-Жуан) свидание у себя дома поздним вечером, донна Анна удаляется.
Дон-Жуан ликует. Он зовет Лепорелло, рассказывает ему о своей новой победе - победе над вдовой: «О вдовы, все вы таковы». «А командор? Что скажет он об этом?» - вдруг задает вопрос Лепорелло. Дон-Жуан уверен, что после смерти он присмирел. Но Лепорелло кажется, что статуя как-то особенно смотрит на Дон-Жуана. Сердится. (Оркестр в этот момент звучит бурно и грозно.) И тут Дон-Жуану приходит в голову дерзкая мысли: позвать статую в гости. Он просит Лепорелло передать ей приглашение. Лепорелло безумно боится, но все же идет и, запинаясь, приглашает статую. Статуя кивает головой в знак согласия. Лепорелло в ужасе кричит. Дон-Жуан не верит, что статуя кивает головой. Он сам с надменным видом подходит к статуе. Статуя вновь кивает. «О Боже», - вырывается у Дон-Жуана. Потрясенные, они уходят.
ДЕЙСТВИЕ III
Комната донны Анны. Пылкие признания не могут оставить холодным сердце молодой женщины. Дон-Жуан неосторожно упоминает о своей виновности перед нею. Но в чем, интересуется донна Анна. Он уклоняется от ответа. Она настаивает, требует, чтобы он сказал. Она уже заранее готова простить его. Да и как он мог оскорбить ее? И вообще, у нее нет и не было врагов, кроме убийцы ее мужа. Только один он - ее враг. «Дон Диего» в свою очередь задает ей вопрос, что она сделала бы, если бы встретила его, то есть Дон-Жуана (она питает к нему вражду только по долгу чести - она ведь его никогда не видела)? «Тогда бы я злодею кинжал вонзила в сердце», - отвечает донна Анна. И тут он признается, что он и есть Дон-Жуан и что это он убил ее мужа и не жалеет об этом. Она не верит своим ушам. Дон-Жуан восклицает: «Я Дон-Жуан и я тебя люблю!» Ей дурно, она падает. Дон-Жуан бросается к ней (на сей раз нет сомнений в искренности его чувств). К донне Анне возвращаются чувства. Она просит Дон-Жуана оставить ее. Она слышала о нем, он безбожный развратитель и многих женщин погубил. «Ни одной доныне из них я не любил», - говорит Дон-Жуан. (Его слова звучат обезоруживающе. Но не так ли было всякий раз!) В сердце донны Анны нет ненависти. Со смущением она обнаруживает, что любит своего врага. Торжествующе он склоняется, чтобы поцеловать ее (в залог свидания). В этот момент раздается стук. Донна Анна в смятении. Дон-Жуан выбегает, чтобы скрыться. Вдруг он вбегает вновь: в дверях появляется статуя командора. Донна Анна падает. Статуя входит. Дон-Жуан бросается к донне Анне. «Брось ее. Все кончено», - обращается к нему статуя: «Дай руку». «Вот она», - отвечает Дон-Жуан. Статуя мертвой хваткой сжимает его руку. Отчаянный крик. «О донна Анна!» - последний возглас Дон-Жуана. Оба проваливаются в преисподнюю.
А. Майкапар
История создания
Мысль написать оперу на полный неизмененный текст пушкинского «Каменного гостя» (1830) возникла у Даргомыжского в 1863 году, но в то время, по собственным словам, он «отшатнулся перед колоссальностью этой работы». Однако замысел был столь увлекательным и новаторским, что композитор исподволь начал писать отдельные сцены задуманной оперы. Не будучи уверен в успехе, он поначалу рассматривал свою работу как опыт, творческую «разведку» и в одном из писем сообщал: «Забавляюсь над «Дон-Жуаном» Пушкина. Пробую дело небывалое: пишу музыку на сцены «Каменного гостя» так, как они есть, не изменяя ни одного слова». Тем временем сочинение оперы продвигалось, хотя и недостаточно быстрыми темпами из-за прогрессировавшей сердечной болезни композитора. В апреле 1868 года Даргомыжский уже мог сообщить друзьям, что «Каменный гость» готов на три четверти, а в ноябре, что опера близка к завершению. Еще в процессе создания новое детище Даргомыжского вызывало живой интерес современников, особенно молодежи, группировавшейся вокруг Балакирева - Римского-Корсакова, Кюи, Мусоргского - и Стасова. Они были подлинными энтузиастами этого произведения. На музыкальных вечерах в доме композитора исполнялись и обсуждались только что написанные сцены, и обстановка искренней заинтересованности и одобрения способствовала работе над оперой. И все же закончить ее автору не удалось. После смерти Даргомыжского, в соответствии с его желанием, «Каменный гость» был дописан по авторским эскизам Кюи (в клавире) и оркестрован Римским-Корсаковым.
Первое исполнение оперы состоялось 4 (16) февраля 1872 года на сцене Мариинского театра в Петербурге.
Музыка
Задумав оперу на полный текст пушкинского «Каменного гостя», Даргомыжский поставил перед собой новаторскую по тому времени задачу, потребовавшую обновления оперных принципов. Свое внимание композитор сосредоточил на правдивой музыкальной передаче пушкинского текста. За исключением двух песен Лауры, опера написана гибким мелодизированньм речитативом, тонко отражающим мельчайшие оттенки чувства, мысли, характер и повадку героев. Моментами речитатив переходит в пение ариозного плана. Оркестровое сопровождение чутко, «комментирует» и дополняет смысл вокальных партий. Подобная музыкальная детализация делает «Каменного гостя» оригинальным образцом камерной оперы.
Первому акту предшествует краткая оркестровая прелюдия. Нетерпеливым, энергичным фразам Дон-Жуана отвечают ворчливые реплики Лепорелло. При воспоминании Дон-Жуана о погибшей возлюбленной Инезе музыка окрашивается в нежно-светлые акварельные тона, в оркестре слышна гибкая томная мелодия. Состоянием сладостной грусти проникнуто ариозо Дон-Жуана. .Появление монаха сопровождают сосредоточенные хоральные созвучия; речь благочестивого старца степенна и строга. Кристально прозрачные аккорды деревянных духовых инструментов характеризуют Донну Анну.
В ином ключе решена вторая картина - яркая жанровая сцена. Бравурное оркестровое вступление вводит в обстановку веселой вечеринки в доме Лауры. Ее две песни «Оделась туманом Гренада» в ритме темпераментной хоты и пылкая серенада «Я здесь, Инезилья» отмечены испанским колоритом. Покоем и негой дышит ариозо Лауры «Как небо тихо». С появлением Дон-Жуана течение музыки резко меняется. Она становится возбужденной, нервной, порывистой. Сцена ссоры сопровождается драматическим нарастанием, которое достигает высшего напряжения в оркестровом эпизоде поединка, насыщенном изобразительными деталями, острыми диссонирующими гармониями. Затем музыка возвращается в прежнее русло, в ней появляется оттенок нежного томления. Завершается акт полным любовного восторга оркестровым «послесловием».
Второй акт представляет собой большую диалогическую сцену. Композитор чутко вскрывает психологические перипетии беседы Дон-Жуана и Донны Анны. Первая же оркестровая фраза метко рисует двойственный облик героя, одетого монахом: слышны строгие хоральные звучания, но страстный аккомпанемент «выдает» Дон-Жуана. Просветленные гармонии возвещают о приходе Донны Анны; музыка ее партии полна обаяния, чистоты и кротости. Вкрадчиво звучат начальные фразы Дон-Жуана; он подделывается под тон Донны Анны, но постепенно дыхание живого чувства пробивается сквозь оболочку смирения. Музыка становится все более возбужденной, взволнованной; пылкая восторженность сменяется горькой безнадежностью, страстная мольба - светлой надеждой. Изменяется и речь Донны Анны, приобретая все более непосредственный характер. Заключительная сцена (приглашение, обращенное к статуе) основана на зловещей теме командора; под конец она проносится в оркестре подобно свирепому вихрю, сулящему гибель.
Начало третьего акта выдержано в тонах спокойной беседы. Первый драматический взлет возникает, когда Дон-Жуан открывает свое имя. Далее музыка принимает лирический оттенок, раскрывая нежный обаятельный образ Донны Анны. Постепенно в музыку проникает тревога: мрачной тенью, как предвестник катастрофы, проходит в басах лейтмотив командора. Ощущение ужаса непрерывно нарастает, и в тот миг, когда командор увлекает Дон-Жуана, на слушателя обрушивается лавина зловещих звучаний. Заканчивается опера тихо и просветленно.
М. Друскин
В этой новаторской опере, построенной на мелодекламации, композитор впервые осуществил принцип точного следования авторскому литературному тексту. Сочинение осталось незаконченным. Друзья композитора Кюи и Римский-Корсаков завершили ее. Опера была воспринята публикой и критикой неоднозначно в силу определенных трудностей для восприятия. Принципы, заложенные композитором в этом сочинении, в дальнейшем нашли свое продолжение в ряде произведений русских композиторов ("Моцарт и Сальери" Римского-Корсакова, "Скупой рыцарь" Рахманинова). Одной из самых выдающихся постановок стала работа режиссера Мейерхольда в Мариинском театре (1917, дир. Малько, в партии Дон Жуана Алчевский). В 1928 на Зальцбургском фестивале была показана постановка оперной студии Ленинградской консерватории. В 1952 опера шла на фестивале "Флорентийский музыкальный май".
Дискография: Грампластинка - Мелодия. Дир. Хайкин, Дон Жуан (Масленников), Лепорелло (Панков), Донна Анна (Вишневская), Лаура (Архипова) - CDM Дир. Эрмлер, Дон Жуан (Атлантов), Лепорелло (Ведерников), Донна Анна (Милашкина), Лаура (Синявская).
СЦЕНА I
Дон Гуан и Лепорелло
Дон Гуан
Дождёмся ночи здесь. Ах, наконец
Достигли мы ворот Мадрита! скоро
Я полечу по улицам знакомым,
Усы плащом закрыв, а брови шляпой.
Как думаешь? узнать меня нельзя?
Да! Дон Гуана мудрено признать!
Таких, как он, такая бездна!
Шутишь?
Да кто ж меня узнает?
Первый сторож,
Гитана или пьяный музыкант,
Иль свой же брат нахальный кавалер,
Со шпагою под мышкой и в плаще.
Что за беда, хоть и узнают. Только б
Не встретился мне сам король. А впрочем,
Я никого в Мадрите не боюсь.
А завтра же до короля дойдёт,
Что Дон Гуан из ссылки самовольно
В Мадрит явился, – что тогда, скажите,
Он с вами сделает?
Пошлёт назад.
Уж верно головы мне не отрубят.
Ведь я не государственный преступник.
Меня он удалил, меня ж любя;
Чтобы меня оставила в покое
Семья убитого...
Ну то-то же!
Сидели б вы себе спокойно там.
Слуга покорный! я едва-едва
Не умер там со скуки. Что за люди,
Что за земля! А небо?.. точный дым.
А женщины? Да я не променяю,
Вот видишь ли, мой глупый Лепорелло,
Последней в Андалузии крестьянки
На первых тамошних красавиц – право.
Они сначала нравилися мне
Глазами синими, да белизною,
Да скромностью – а пуще новизною;
Да, слава богу, скоро догадался -
Увидел я, что с ними грех и знаться -
В них жизни нет, всё куклы восковые;
А наши!.. Но послушай, это место
Знакомо нам; узнал ли ты его?
Как не узнать: Антоньев монастырь
Мне памятен. Езжали вы сюда,
А лошадей держал я в этой роще.
Проклятая, признаться, должность. Вы
Приятнее здесь время проводили,
Чем я, поверьте.
Бедная Инеза!
Её уж нет! как я любил её!
Инеза! – черноглазая... о, помню.
Три месяца ухаживали вы,
За ней; насилу-то помог лукавый.
В июле... ночью. Странную приятность
Я находил в её печальном взоре
И помертвелых губах. Это странно.
Ты, кажется, её не находил
Красавицей. И точно, мало было
В ней истинно прекрасного. Глаза,
Одни глаза. Да взгляд... такого взгляда
Уж никогда я не встречал. А голос
У ней был тих и слаб – как у больной -
Муж у неё был негодяй суровый,
Узнал я поздно... Бедная Инеза!..
Что ж, вслед за ней другие были.
Правда.
А живы будем, будут и другие.
И то.
Теперь которую в Мадрите
Отыскивать мы будем?
О, Лауру!
Я прямо к ней бегу являться.
Дело.
К ней прямо в дверь – а если кто-нибудь
Уж у неё – прошу в окно прыгнуть.
Конечно. Ну, развеселились мы.
Недолго нас покойницы тревожат.
Кто к нам идёт?
Входит монах.
Монах
Сейчас она приедет
Сюда. Кто здесь? не люди ль Доны Анны?
Нет, сами по себе мы господа,
Мы здесь гуляем.
А кого вы ждёте?
Сейчас должна приехать Дона Анна
На мужнину гробницу.
Дона Анна
Де Сольва! как! супруга командора
Убитого... не помню кем?
Развратным,
Бессовестным, безбожным Дон Гуаном.
Ого! вот как! Молва о Дон Гуане
И в мирный монастырь проникла даже,
Отшельники хвалы ему поют.
Он вам знаком, быть может?
Нам? нимало.
А где-то он теперь?
Лепорелло
Дон Гуан
Что, что ты врёшь?
Молчите: я нарочно...
Так здесь похоронили командора?
Здесь; памятник жена ему воздвигла
И приезжает каждый день сюда
За упокой души его молиться
И плакать.
Что за странная вдова?
И не дурна?
Мы красотою женской,
Отшельники, прельщаться не должны,
Но лгать грешно; не может и угодник
В её красе чудесной не сознаться.
Недаром же покойник был ревнив.
Он Дону Анну взаперти держал,
Никто из нас не видывал её.
Я с нею бы хотел поговорить.
О, Дона Анна никогда с мужчиной
Не говорит.
А с вами, мой отец?
Со мной иное дело; я монах.
Да вот она.
Входит Дона Анна.
Дона Анна
Отец мой, отоприте.
Сейчас, сеньора; я вас ожидал.
Дона Анна идёт за монахом.
Лепорелло
Что, какова?
Её совсем не видно
Под этим вдовьим чёрным покрывалом,
Чуть узенькую пятку я заметил.
Довольно с вас. У вас воображенье
В минуту дорисует остальное;
Оно у нас проворней живописца,
Вам всё равно, с чего бы ни начать,
С бровей ли, с ног ли.
Слушай, Лепорелло,
Я с нею познакомлюсь.
Вот ещё!
Куда как нужно! Мужа повалил
Да хочет поглядеть на вдовьи слёзы.
Бессовестный!
Однако уж и смерклось.
Пока луна над нами не взошла
И в светлый сумрак тьмы не обратила,
Взойдём в Мадрит.
(Уходит.)
Лепорелло
Испанский гранд как вор
Ждёт ночи и луны боится – боже!
Проклятое житьё. Да долго ль будет
Мне с ним возиться? Право, сил уж нет.
СЦЕНА II
Комната. Ужин у Лауры.
Первый гость
Клянусь тебе, Лаура, никогда
С таким ты совершенством не играла.
Как роль свою ты верно поняла!
Как развила её! с какою силой!
С каким искусством!
Да, мне удавалось
Сегодня каждое движенье, слово.
Я вольно предавалась вдохновенью.
Слова лились, как будто их рождала
Не память рабская, но сердце...
Правда.
Да и теперь глаза твои блестят
И щёки разгорелись, не проходит
В тебе восторг. Лаура, не давай
Остыть ему бесплодно; спой, Лаура,
Спой что-нибудь.
Подайте мне гитару.
Все
О brava! brava! чудно! бесподобно!
Благодарим, волшебница. Ты сердце
Чаруешь нам. Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает;
Но и любовь мелодия... взгляни:
Сам Карлос тронут, твой угрюмый гость.
Какие звуки! сколько в них души!
А чьи слова, Лаура?
Дон Гуана.
Что? Дон Гуан!
Их сочинил когда-то
Мой верный друг, мой ветреный любовник.
Твой Дон Гуан безбожник и мерзавец,
А ты, ты дура.
Ты с ума сошёл?
Да я сейчас велю тебя зарезать
Моим слугам, хоть ты испанский гранд.
(встаёт)
Зови же их.
Лаура, перестань;
Дон Карлос, не сердись. Она забыла...
Что? что Гуан на поединке честно
Убил его родного брата? Правда: жаль,
Что не его.
Я глуп, что осердился.
Ага! сам сознаешься, что ты глуп.
Так помиримся.
Виноват, Лаура,
Прости меня. Но знаешь: не могу
Я слышать это имя равнодушно...
А виновата ль я, что поминутно
Мне на язык приходит это имя?
Ну, в знак, что ты совсем уж не сердита,
Лаура, спой ещё.
Да, на прощанье,
Пора, уж ночь. Но что же я спою?
А, слушайте.
Все
Прелестно, бесподобно!
Прощайте ж, господа.
Прощай, Лаура.
Выходят. Лаура останавливает Дон Карлоса.
Лаура
Ты, бешеный! останься у меня,
Ты мне понравился; ты Дон Гуана
Напомнил мне, как выбранил меня
И стиснул зубы с скрежетом.
Счастливец!
Так ты его любила.
Лаура делает утвердительно знак.
Очень?
Очень.
И любишь и теперь?
В сию минуту?
Нет, не люблю. Мне двух любить нельзя.
Теперь люблю тебя.
Скажи, Лаура,
Который год тебе?
Осьмнадцать лет.
Ты молода... и будешь молода
Ещё лет пять иль шесть. Вокруг тебя
Ещё лет шесть они толпиться будут,
Тебя ласкать, лелеять, и дарить,
И серенадами ночными тешить,
И за тебя друг друга убивать
На перекрёстках ночью. Но когда
Пора пройдёт, когда твои глаза
Впадут и веки, сморщась, почернеют
И седина в косе твоей мелькнёт,
И будут называть тебя старухой,
Тогда – что скажешь ты?
Тогда? Зачем
Об этом думать? что за разговор?
Иль у тебя всегда такие мысли?
Приди – открой балкон. Как небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и тёмной,
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!..»
А далеко, на севере – в Париже -
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идёт и ветер дует.
А нам какое дело? слушай, Карлос,
Я требую, чтоб улыбнулся ты...
– Ну то-то ж! -
Милый демон!
Дон Гуан
Гей! Лаура!
Дон Гуан
Отопри...
Ужели!.. Боже!..
(Отпирает двери, входит Дон Гуан.)
Дон Гуан
Здравствуй...
Дон Гуан!..
(Лаура кидается ему на шею.)
Дон Карлос
Как! Дон Гуан!..
Лаура, милый друг!..
(Целует её.)
Кто у тебя, моя Лаура?
Я,
Дон Карлос.
Вот нечаянная встреча!
Я завтра весь к твоим услугам.
Нет!
Теперь – сейчас.
Дон Карлос, перестаньте!
Вы не на улице – вы у меня -
Извольте выйти вон.
(её не слушая)
Я жду. Ну что ж,
Ведь ты при шпаге.
Ежели тебе
Не терпится, изволь.
Лаура
Ай! Ай! Гуан!..
(Кидается на постелю.)
Дон Карлос падает.
Дон Гуан
Вставай, Лаура, кончено.
Что там?
Убит? прекрасно! в комнате моей!
Что делать мне теперь, повеса, дьявол?
Куда я выброшу его?
Быть может,
Он жив ещё.
(осматривает тело)
Да! жив! гляди, проклятый,
Ты прямо в сердце ткнул – небось не мимо,
И кровь нейдёт из треугольной ранки,
А уж не дышит – каково?
Что делать?
Он сам того хотел.
Эх, Дон Гуан,
Досадно, право. Вечные проказы -
А всё не виноват... Откуда ты?
Давно ли здесь?
Я только что приехал
И то тихонько – я ведь не прощён.
И вспомнил тотчас о своей Лауре?
Что хорошо, то хорошо. Да полно,
Не верю я. Ты мимо шёл случайно
И дом увидел.
Нет, моя Лаура,
Спроси у Лепорелло. Я стою
За городом, в проклятой венте. Я Лауры
Пришёл искать в Мадрите.
(Целует её.)
Лаура
Друг ты мой!..
Постой... при мёртвом!.. что нам делать с ним?
Оставь его: перед рассветом, рано,
Я вынесу его под епанчою
И положу на перекрёстке.
Только
Смотри, чтоб не увидели тебя.
Как хорошо ты сделал, что явился
Одной минутой позже! у меня
Твои друзья здесь ужинали. Только
Что вышли вон. Когда б ты их застал!
Лаура, и давно его ты любишь?
Кого? ты, видно, бредишь.
А признайся,
А сколько раз ты изменяла мне
В моём отсутствии?
А ты, повеса?
Скажи... Нет, после переговорим.
СЦЕНА III
Памятник командора.
Дон Гуан
Всё к лучшему: нечаянно убив
Дон Карлоса, отшельником смиренным
Я скрылся здесь – и вижу каждый день
Мою прелестную вдову, и ею,
Мне кажется, замечен. До сих пор
Чинились мы друг с другом; но сегодня
Впущуся в разговоры с ней; пора.
С чего начну? «Осмелюсь»... или нет:
«Сеньора»... ба! что в голову придёт,
То и скажу, без предуготовленья,
Импровизатором любовной песни...
Пора б уж ей приехать. Без неё -
Я думаю – скучает командор.
Каким он здесь представлен исполином!
Какие плечи! что за Геркулес!..
А сам покойник мал был и щедушен,
Здесь, став на цыпочки, не мог бы руку
До своего он носу дотянуть.
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза – а был
Он горд и смел – и дух имел суровый...
A! вот она.
Входит Дона Анна.
Дона Анна
Опять он здесь. Отец мой,
Я развлекла вас в ваших помышленьях -
Простите.
Я просить прощенья должен
У вас, сеньора. Может, я мешаю
Печали вашей вольно изливаться.
Нет, мой отец, печаль моя во мне,
При вас мои моленья могут к небу
Смиренно возноситься – я прошу
И вас свой голос с ними съединить.
Мне, мне молиться с вами, Дона Анна!
Я не достоин участи такой.
Я не дерзну порочными устами
Мольбу святую вашу повторять -
Я только издали с благоговеньем
Смотрю на вас, когда, склонившись тихо,
Вы чёрные власы на мрамор бледный
Рассыплете – и мнится мне, что тайно
Гробницу эту ангел посетил,
В смущённом сердце я не обретаю
Тогда молений. Я дивлюсь безмолвно
И думаю – счастлив, чей хладный мрамор
Согрет её дыханием небесным
И окроплен любви её слезами...
Какие речи – странные!
Сеньора?
Мне... вы забыли.
Что? что недостойный
Отшельник я? что грешный голос мой
Не должен здесь так громко раздаваться?
Мне показалось... я не поняла...
Ах вижу я: вы всё, вы всё узнали!
Что я узнала?
Так, я не монах -
У ваших ног прощенья умоляю.
О боже! встаньте, встаньте... Кто же вы?
Несчастный, жертва страсти безнадежной.
О боже мой! и здесь, при этом гробе!
Подите прочь.
Минуту, Дона Анна,
Одну минуту!
Если кто взойдёт!..
Решётка заперта. Одну минуту!
Ну? что? чего вы требуете?
Смерти.
О пусть умру сейчас у ваших ног,
Пусть бедный прах мой здесь же похоронят
Не подле праха, милого для вас,
Не тут – не близко – дале где-нибудь,
Там – у дверей – у самого порога,
Чтоб камня моего могли коснуться
Вы лёгкою ногой или одеждой,
Когда сюда, на этот гордый гроб
Пойдёте кудри наклонять и плакать.
Вы не в своём уме.
Или желать
Кончины, Дона Анна, знак безумства?
Когда б я был безумец, я б хотел
В живых остаться, я б имел надежду
Любовью нежной тронуть ваше сердце;
Когда б я был безумец, я бы ночи
Стал провождать у вашего балкона,
Тревожа серенадами ваш сон,
Не стал бы я скрываться, я напротив
Старался быть везде б замечен вами;
Когда б я был безумец, я б не стал
Страдать в безмолвии...
И так-то вы
Молчите?
Случай, Дона Анна, случай
Увлёк меня. – Не то вы б никогда
Моей печальной тайны не узнали.
И любите давно уж вы меня?
Давно или недавно, сам не знаю,
Но с той поры лишь только знаю цену
Мгновенной жизни, только с той поры
И понял я, что значит слово счастье.
Подите прочь – вы человек опасный.
Опасный! чем?
Я слушать вас боюсь.
Я замолчу; лишь не гоните прочь
Того, кому ваш вид одна отрада.
Я не питаю дерзостных надежд,
Я ничего не требую, но видеть
Вас должен я, когда уже на жизнь
Я осуждён.
Подите – здесь не место
Таким речам, таким безумствам. Завтра
Ко мне придите. Если вы клянётесь
Хранить ко мне такое ж уваженье,
Я вас приму; но вечером, позднее, -
Я никого не вижу с той поры,
Как овдовела...
Ангел Дона Анна!
Утешь вас бог, как сами вы сегодня
Утешили несчастного страдальца.
Подите ж прочь.
Ещё одну минуту.
Нет, видно, мне уйти... к тому ж моленье
Мне в ум нейдёт. Вы развлекли меня
Речами светскими; от них уж ухо
Моё давно, давно отвыкло. – Завтра
Я вас приму.
Ещё не смею верить,
Не смею счастью моему предаться...
Я завтра вас увижу! – и не здесь
И не украдкою!
Да, завтра, завтра.
Как вас зовут?
Диего де Кальвадо.
Прощайте, Дон Диего.
(Уходит.)
Дон Гуан
Лепорелло!
Лепорелло входит.
Лепорелло
Что вам угодно?
Милый Лепорелло!
Я счастлив!.. «Завтра – вечером, позднее...»
Мой Лепорелло, завтра – приготовь...
Я счастлив, как ребёнок!
С Доной Анной
Вы говорили? может быть, она
Сказала вам два ласкового слова
Или её благословили вы.
Нет, Лепорелло, нет! она свиданье,
Свиданье мне назначила!
Неужто!
О вдовы, все вы таковы.
Я счастлив!
Я петь готов, я рад весь мир обнять.
А командор? что скажет он об этом?
Ты думаешь, он станет ревновать?
Уж верно нет; он человек разумный
И, верно, присмирел с тех пор, как умер.
Нет; посмотрите на его статую.
Что ж?
Кажется, на вас она глядит
И сердится.
Ступай же, Лепорелло,
Проси её пожаловать ко мне -
Нет, не ко мне – а к Доне Анне, завтра.
Статую в гости звать! зачем?
Уж верно
Не для того, чтоб с нею говорить -
Проси статую завтра к Доне Анне
Прийти попозже вечером и стать
У двери на часах.
Охота вам
Шутить, и с кем!
Ступай же.
Дон Гуан
Ступай.
Преславная, прекрасная статуя!
Мой барин Дон Гуан покорно просит
Пожаловать... Ей-богу, не могу,
Мне страшно.
Трус! вот я тебя!..
Позвольте.
Мой барин Дон Гуан вас просит завтра
Прийти попозже в дом супруги вашей
И стать у двери...
Статуя кивает головой в знак согласия.
Дон Гуан
Что там?
Ай, ай!..
Ай, ай... Умру!
Что сделалось с тобою?
(кивая головой)
Статуя... ай!..
Ты кланяешься!
Нет,
Не я, она!
Какой ты вздор несёшь!
Подите сами.
Ну смотри ж, бездельник.
(Статуе.)
Я, командор, прошу тебя прийти
К твоей вдове, где завтра буду я,
И стать на стороже в дверях. Что? будешь?
Статуя кивает опять.
О боже!
Что? я говорил...
Уйдём.
СЦЕНА IV
Комната Доны Анны.
Дон Гуан и Дона Анна.
Дона Анна
Я приняла вас, Дон Диего; только
Боюсь, моя печальная беседа
Скучна вам будет: бедная вдова,
Всё помню я свою потерю. Слёзы
С улыбкою мешаю, как апрель.
Что ж вы молчите?
Наслаждаюсь молча,
Глубоко мыслью быть наедине
С прелестной До ной Анной. Здесь – не там,
Не при гробнице мёртвого счастливца -
И вижу вас уже не на коленах
Пред мраморным супругом.
Дон Диего,
Так вы ревнивы. – Муж мой и во гробе
Вас мучит?
Я не должен ревновать.
Он вами выбран был.
Нет, мать моя
Велела мне дать руку Дон Альвару,
Мы были бедны, Дон Альвар богат.
Счастливец! он сокровища пустые
Принёс к ногам богини, вот за что
Вкусил он райское блаженство! Если б
Я прежде вас узнал, с каким восторгом
Мой сан, мои богатства, всё бы отдал,
Всё за единый благосклонный взгляд;
Я был бы раб священной вашей воли,
Все ваши прихоти я б изучал,
Чтоб их предупреждать; чтоб ваша жизнь
Была одним волшебством беспрерывным.
Увы! – Судьба судила мне иное.
Диего, перестаньте: я грешу,
Вас слушая, – мне вас любить нельзя,
Вдова должна и гробу быть верна.
Когда бы знали вы, как Дон Альвар
Меня любил! о, Дон Альвар уж верно
Не принял бы к себе влюблённой дамы,
Когда б он овдовел. – Он был бы верен
Супружеской любви.
Не мучьте сердца
Мне, Дона Анна, вечным поминаньем
Супруга. Полно вам меня казнить,
Хоть казнь я заслужил, быть может.
Чем же?
Вы узами не связаны святыми
Ни с кем. – Не правда ль? Полюбив меня,
Вы предо мной и перед небом правы.
Пред вами! Боже!
Разве вы виновны
Передо мной? Скажите, в чём же.
Нет!
Нет, никогда.
Диего, что такое?
Вы предо мной не правы? в чём, скажите.
Нет! ни за что!
Диего, это странно:
Я вас прошу, я требую.
Нет, нет.
А! Так-то вы моей послушны воле!
А что сейчас вы говорили мне?
Что вы б рабом моим желали быть.
Я рассержусь, Диего: отвечайте,
В чём предо мной виновны вы?
Не смею.
Вы ненавидеть станете меня.
Нет, нет. Я вас заранее прощаю,
Но знать желаю...
Не желайте знать
Ужасную, убийственную тайну.
Ужасную! вы мучите меня.
Я страх как любопытна – что такое?
И как меня могли вы оскорбить?
Я вас не знала – у меня врагов
И нет и не было. Убийца мужа
Один и есть.
(про себя)
Идёт к развязке дело!
Скажите мне, несчастный Дон Гуан
Вам незнаком?
Нет, отроду его
Я не видала.
Вы в душе к нему
Питаете вражду?
По долгу чести.
Но вы отвлечь стараетесь меня
От моего вопроса. Дон Диего -
Я требую...
Что, если б Дон Гуана
Вы встретили?
Тогда бы я злодею
Кинжал вонзила в сердце.
Дона Анна,
Где твой кинжал? вот грудь моя.
Диего!
Что вы?
Я не Диего, я Гуан.
О боже! нет, не может быть, не верю.
Я Дон Гуан.
Неправда.
Я убил
Супруга твоего; и не жалею
О том – и нет раскаянья во мне.
Что слышу я? Нет, нет, не может быть.
Я Дон Гуан, и я тебя люблю.
(падая)
Где я?.. где я? мне дурно, дурно.
Небо!
Что с нею? что с тобою, Дона Анна?
Встань, встань, проснись, опомнись: твой Диего,
Твой раб у ног твоих.
Оставь меня!
(Слабо.)
О, ты мне враг – ты отнял у меня
Всё, что я в жизни...
Милое созданье!
Я всем готов удар мой искупить,
У ног твоих жду только приказанья,
Вели – умру; вели – дышать я буду
Лишь для тебя...
Так это Дон Гуан...
Не правда ли, он был описан вам
Злодеем, извергом. – О Дона Анна, -
Молва, быть может, не совсем неправа,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, разврата
Я долго был покорный ученик,
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
О, Дон Гуан красноречив – я знаю,
Слыхала я; он хитрый искуситель.
Вы, говорят, безбожный развратитель,
Вы сущий демон. Сколько бедных женщин
Вы погубили?
Ни одной доныне
Из них я не любил.
И я поверю,
Чтоб Дон Гуан влюбился в первый раз,
Чтоб не искал во мне он жертвы новой!
Когда б я вас обманывать хотел,
Признался ль я, сказал ли я то имя,
Которого не можете вы слышать?
Где ж видно тут обдуманность, коварство?
Кто знает вас? – Но как могли прийти
Сюда вы; здесь узнать могли бы вас,
И ваша смерть была бы неизбежна.
Что значит смерть? за сладкий миг свиданья
Безропотно отдам я жизнь.
Но как же
Отсюда выйти вам, неосторожный!
(целуя ей руки)
И вы о жизни бедного Гуана
Заботитесь! Так ненависти нет
В душе твоей небесной, Дона Анна?
Ах если б вас могла я ненавидеть!
Однако ж надобно расстаться нам.
Когда ж опять увидимся?
Не знаю.
Когда-нибудь.
А завтра?
Где же?
Здесь.
О Дон Гуан, как сердцем я слаба.
В залог прощенья мирный поцелуй...
Пора, поди.
Один, холодный, мирный...
Какой ты неотвязчивый! на, вот он.
Что там за стук?.. о скройся, Дон Гуан.
Прощай же, до свиданья, друг мой милый.
(Уходит и вбегает опять.)
Дона Анна
Что с тобой? A!..
Входит статуя командора.
Дона Анна падает.
Статуя
Я на зов явился.
О боже! Дона Анна!
Брось её,
Всё кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу.
Дай руку.
Вот она... о, тяжело
Пожатье каменной его десницы!
Оставь меня, пусти – пусти мне руку...
Я гибну – кончено – о Дона Анна!
Проваливаются.
Лепорелло. О любезнейшая статуя великого командора!.. Ах, хозяин! Дон-Жуан (ит.). – Реплика из оперы Моцарта «Дон-Жуан».
Анализ сюжета трагедии "Каменный гость". Характеристика героев трагедии. Общий анализ произведения.Главный герой трагедии «Каменный гость» Дон Гуан, от руки которого на дуэли погибло немало людей, отправлен в ссылку. Будучи поклонником дам, Дон Гуан тайно возвращается в столицу в поисках любовных утех. Там он случайно встречает Дону Анну, в которую страстно влюбляется. Между тем его избранница предана памяти своего мужа, командора, павшего от шпаги Дон Гуана. Однако настойчивый кавалер все же добивается благосклонности Доны Анны. При этом Дон Гуан позволяет себе насмехаться над памятником командора, в результате чего гибнет от руки оскорбленной им каменной статуи.
Дон Гуан стремится, во что бы то ни стало, привлечь внимание понравившейся ему женщины:
«Ею, мне кажется; замечен», - замечает Дона Анна мужчину.
При этом Дон Гуан жаждет не мимолетного, а постоянного внимания к себе:
«Я напротив старался быть везде б замечен вами», - старается кавалер попасться на глаза своей избраннице.
Персонажи трагедии стремятся к общению с понравившимися им людьми:
«Сегодня впущуся в разговоры с ней», - жаждет Дон Гуан поговорить с Доной Анной.
Даже монах, которому пристало вести затворнический образ жизни, не против общения с посетительницей монастыря:
«Я с нею бы хотел поговорить», - признается служитель в своем желании побеседовать с красавицей Доной Анной.
Некоторые герои произведения
сильно привязываются к близким им людям. К примеру, Дона Анна верно хранит память о своем супруге:
«Вдова должна pi гробу быть верна», - чтит память мужа вдова.
Равным образом Дона Анна убеждена, что ее преданный супруг испытывал привязанность к ней:
«Дон Альвар уж верно не принял бы к себе влюбленной дамы, когда бы овдовел. Он был бы верен супружеской любви», - полагает вдова, что командор был верным мужем.
Главных героев трагедии отличает жажда любви. Так, Дон Гуан добивается любви многих красавиц. Повстречав Дону Анну, он жаждет «любовью нежной тронуть» сердце своей новой избранницы. Несмотря на свое стремление сохранить верность памяти мужа, Дона Анна не в силах противостоять вспыхнувшим в ней ответным чувствам:
«О Дон Гуан, как сердцем я слаба», - не в силах женщина противиться влечению.
Таким образом, герои трагедии стремятся к привлечению внимания, общению, склонны привязываться к людям, жаждут любви, что соответствует потребностям коммуникативного типа.
Между тем персонажи подчас ведут себя противоположным образом: стараются остаться незамеченными, проявляют необщительность, быстро забывают былые привязанности, испытывают ненависть.
К примеру, тайно вернувшийся их ссылки в столицу Дон Гуан пытается остаться незамеченным:
«Я полечу по улицам знакомым, усы плащом закрыв, а брови шляпой. Как думаешь? Узнать меня нельзя?» - старается герой держаться неприметно.
Для сравнения, красота затворницы Доны Анны остается незамеченной многими мужчинами:
«Покойник был ревнив. Он Дону Анну взаперти держал, никто го нас не видывал ее», - скрывал командор жену от посторонних глаз.
Привыкшая к уединению Дона Анна обычно необщительна:
«О, Дона Анна никогда с мужчиной не говорит», - молчалива женщина в присутствии мужчин.
Даже согласившись на свидание с Дон Гуаном, Дона Анна опасается общения с ним:
«Подите прочь - вы человек опасный. Я слушать вас боюсь», - хочет женщина завершить общение, едва познакомившись с поклонником.
Некоторые персонажи свои былые привязанности легко забывают. Так, например, Дон Гуан достаточно быстро охладевает к женщинам, которых он некогда пылко любил:
«Недолго нас покойницы тревожат. ... А живы будем, будут и другие», - свидетельствует Лепорелло о ветрености своего господина.
Подстать своему «ветреному любовнику» Дон Гуану легкомысленная Лаура:
«Признайся, а сколько раз ты изменяла мне в моем отсутствии» -подозревает Дон Гуан женщину в неверности.
Своими буйными выходками Дон Гуан провоцирует ненависть у многих людей. Так, монах именует Дон Гуана «развратным, бессовестным, безбожным», осуждая саму память о нем.
Равным образом Дон Карлос смертельно ненавидит убийцу своего родного брата:
«Дон Гуан безбожник и мерзавец», - зол персонаж на дуэлянта.
Героев произведения отличает не только определенный набор стремлений, но и способы удовлетворения своих желаний.
К примеру, Дон Гуан, стремясь добиться любви понравившихся ему женщин, не останавливается ни перед чем. Между тем его пылкие чувства, как правило, быстро остывают, и кавалер оставляет своих любовниц, одну за другой:
«Ни одной доныне из них я не любил», - объясняет Дон Гуан, отчего он оставлял женщин.
Встретив Дону Анну, главный герой настолько поглощен вспыхнувшим в нем пламенным чувством, что ощущает себя «жертвой страсти безнадежной»:
«За сладкий миг свиданья безропотно отдам я жизнь», - не может герой жить без возлюбленной.
Дон Гуан чрезмерно привязчив к тем, чьего расположения он хотел бы добиться:
«Какой ты неотвязчивый!» - упрекает Дона Анна своего кавалера в назойливости.
Заметим, что из-за буйного нрава Дон Гуана даже многие его приверженцы вынуждены дистанцироваться от него:
«Меня он удалил меня ж любя; чтобы меня оставила в покое семья убитого», - вынужден король отправить дуэлянта в ссылку.
Добившись общения с Доной Анной, Дон Гуан стремится выговориться, едва не насильно заставляя женщину выслушать его.
«Я Дон Гуан. Я убил супруга твоего; и не жалею о том - и нет раскаянья во мне. Я Дон Гуан, и я тебя люблю», - изливает сердце герой перед Доной Анной, хотя той становится «дурно» от таких признаний.
Вместе с тем, опасаясь сболтнуть лишнего, Дон Гуан порой делает паузу в разговоре:
«Скажи... Нет, после переговорим», - отмалчивается кавалер после вопроса Лауры о том, изменял ли он ей.
Желая обратить на себя внимание, Дон Гуан порой излишне настойчиво взывает к окружающим:
«Я, командор, прошу тебя прийти к твоей вдове, где завтра буду я, и стать на стороже в дверях. Что? Будешь?» - повторно призывает Дон Гуан статую командора, вслед за Лепорелло.
Добиваясь расположения Доны Анны, Дон Гуан заверяет женщину, что будет чрезвычайно внимателен к ней:
«Я был бы раб священной вашей воли, все ваши прихоти я б изучал», - обещает кавалер ловить каждый взгляд своей избранницы.
Проведенный анализ характеров персонажей
трагедии «Каменный гость» показывает, что ее героям присущи коммуникативные потребности. Персонажи различаются как видами стремлений, так и способами удовлетворения своих желаний, сопряженными с чертами характера.
Поступки главного героя привлекают к нему повышенное внимание, так что подчас он вынужден действовать незаметно. Иногда персонажи призывают других обратить на что-то особое внимание, а порой сами проявляют чрезвычайную внимательность по отношению к кому-то.
Герои произведения стремятся к общению с понравившимся им человеком. В то же время отдельные персонажи весьма необщительны. В определенных случаях герои стремятся выговориться а в какой-то ситуации берут паузу в общении.
Одни герои долго хранят привязанность к другому человеку, в то время как другие персонажи прежние привязанности легко забывают. При этом если кто-то излишне привязчив в своих притязаниях, то другие от него стараются дистанцироваться.
Главный герой произведения добивается любви многих женщин. Однако его чувства неглубоки, и вскоре он оставляет предмет своих прежних вожделений. Когда персонаж встречает неординарную женщину, его сердце всецело поглощает страсть. Между тем своими выходками он провоцирует ненависть у многих людей, от чего в итоге сам страдает.
Анализ персонажей характеристика сюжета трагедии Каменный гость Пушкина.
«Каменный гость» – третья из четырёх «Маленьких трагедий » А. С. Пушкина. (Три остальных – «Скупой рыцарь », «Моцарт и Сальери », «Пир во время чумы ».)
Пушкин «Каменный гость», сцена 1 – краткое содержание
Известный всей Испании повеса Дон Гуан тайно приезжает в Мадрид, откуда был изгнан королём за разврат и дуэльные убийства. Гуана сопровождает слуга – Лепорелло. Дон жаждет новых встреч с красивыми женщинами и сейчас собирается ехать к своей знакомой Лауре.
У Антоньева монастыря Гуан и Лепорелло случайно встречают инока. Не зная их, монах рассказывает: на здешнее кладбище должна скоро приехать Донна Анна де Сольва, чтобы молиться на могиле своего мужа-командора, убитого на поединке «бессовестным, безбожным Дон Гуаном». Безутешная вдова каждый день прибывает к каменному изваянию супруга возносить мольбы за упокой его души.
Гуан вспоминает о своём поединке с командором. Его жену он никогда не видел, но ходили слухи, что она необычайно хороша. Как раз входит Донна Анна. В душе Дона Гуана загорается дерзкое и страстное желание соблазнить жену человека, которого он сам же и убил.
Пушкин «Каменный гость», сцена 2 – краткое содержание
Несколько поклонников ужинают у известной мадридской красавицы – актрисы Лауры. Они восхищаются её игрой в последнем спектакле и восторженно рукоплещут её пению. Лаура рассказывает, что слова песни написал её бывший любовник, знаменитый Дон Гуан. Один из гостей, Дон Карлос, в ярости вскакивает, проклиная Гуана и оскорбляя Лауру. Брат Дона Карлоса был убит Гуаном на дуэли.
Ссору удаётся замять. Когда гости расходятся, Лаура приглашает Дона Карлоса остаться с ней на ночь. Его бешенство понравилось красотке: Карлос напомнил ей необузданного Гуана.
Однако любовное свидание внезапно прерывается стуком в дверь. Это стучит приехавший Гуан. Лаура отпирает и бросается ему на шею. Увидев своего смертельного врага, Дон Карлос вынимает шпагу, но после короткой схватки Гуан убивает его. Ветреная Лаура заботится лишь о том, как избавиться от трупа. Гуан обещает утром незаметно унести тело, а пока предаётся с Лаурой любви прямо вблизи убитого.
Пушкин «Каменный гость», сцена 3 – краткое содержание
Чтобы скрыться от розысков убийцы Дона Карлоса, Гуан под видом инока прячется в Антоньевом монастыре. Здесь он каждый день видит приезжающую на могилу Донну Анну – и сам искусно обращает на себя её внимание.
Наконец Гуан подходит к молящейся вдове и заводит с ней учтивый разговор. Он начинает с похвал благочестию Донны, но незаметно переходит к пылким комплиментам её наружности и обаянию. Измученное долгим одиночеством сердце молодой женщины откликается на страстную речь. Чтобы сильнее ошеломить Анну, обольститель неожиданно признаётся: он не монах, а безнадёжно влюблённый в неё человек, который поселился в монастыре, чтобы видеть предмет своего обожания.
Дон Гуан и Донна Анна у могилы командора. Картина И. Репина, 1885
Донна Анна мучительно колеблется, но уговоры Гуана становятся всё настойчивее. Она соглашается завтра принять его у себя, но не для любви, а просто для беседы. Анна уходит, вместо неё появляется Лепорелло. Дон Гуан с торжеством рассказывает ему о своём успехе. Слуга призывает Гуана быть скромнее и не выражать слишком буйной радости: ведь оба они стоят рядом со статуей убитого мужа соблазняемой. Но Гуан в приступе заносчивой дерзости велит Лепорелло подойти к каменному командору и просить, чтобы он пришёл постоять на часах во время завтрашнего свидания с его женой.
Лепорелло исполняет его приказ – и с ужасом кричит: статуя кивнула головой в знак согласия. Гуан советует ему не нести вздора. Он сам повторяет свою просьбу каменному памятнику – и тоже видит его кивок. Несмотря на это зловещее чудо, Гуан не желает отказываться от встречи с Донной Анной.
Пушкин «Каменный гость», сцена 4 – краткое содержание
Донна Анна грустно рассказывает Гуану во время свидания, что вышла замуж не по любви, а от бедности. Однако богатый супруг любил её, и Анну мучает совесть за то, что она теперь, хотя бы и вдовой, обратила внимание на другого мужчину.
Гуан успокаивает Анну, говоря: на его душе лежит ещё более тяжкий грех. Донна просит рассказать о нём. Гость долго отказывается, но потом открывает: именно он убил командора – и не чувствует в этом раскаяния. Опытный обольститель, Гуан рассчитывает, что это признание глубоко потрясёт женщину, и в душевном смятении её будет легче склонить к любовным утехам.
Донна Анна близка к обмороку. Гуан целует ей руки, убеждает в искренности своей любви и неотступно склоняет к новой – уже по-настоящему любовной – встрече. Но в это время у двери раздаётся стук.
В комнату входит каменный гость – ожившая статуя командора. Увидев Гуана, командор спрашивает: дрожит ли он? Набравшись отчаянной храбрости, Гуан отвечает: нет – он сам звал убитого в гости и рад его видеть. Каменный гость просит Гуана дать руку, хватает её и увлекает безобожного оскорбителя в ад .
Сергей АЛПАТОВ
«КАМЕННЫЙ ГОСТЬ»: ОБРАЗ И СМЫСЛ
«Каменный Гость» занимает особое место в ряду «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. Этот сюжет о встрече человека с потусторонним миром представляет своеобразный, хотя и не слишком явный, лейтмотив всего драматического цикла. Из очевидных перекличек можно отметить следующие две: на пиру Моцарта и Сальери уличный скрипач играет арию из оперы Моцарта «Дон Жуан», в эпиграф к «Каменному Гостю» вынесена реплика из той же оперы.
Вне сюжетного пространства «Маленьких трагедий» образ Каменного Гостя также встраивается в сложную систему смысловых связей и перспектив. Достаточно указать на не ослабевающий на протяжении всего творчества интерес А.С. Пушкина к пластическим искусствам. Особое внимание поэта привлекала идея скульптурного портрета как динамического образа личности: «Царскосельская статуя» (1830), «На статую играющего в свайку», «На статую играющего в бабки» (1836). Художник подобен Творцу Вселенной, превращающему мёртвый материал глины и камня в живую форму души и мысли:
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе.(«Художнику», 1836)
Этот парадокс соединения мёртвой материи и воплощённого в ней образа живой личности принадлежит, разумеется, не одному Пушкину. Скорее его следовало бы назвать одним из архетипов всей европейской литературной и культурной традиции. На представлении о том, что камень не дышит, не шевелится, не чувствует, основана магия фольклорных заговоров от кровавых ран и болезненных ушибов: "Как у камня ни жилок, ни сердца, ни биения не бывает, так и у имярек кровь не течёт", "Стану на камень - кровь не канет", " Ни от камня воды, ни от мёртвого руды (крови)". На тех же представлениях о мертвенности материи основан и эффект неожиданности в сюжетах об оживающих статуях, которыми была полна средневековая словесность и которым наследует литература XIX века.
Характерно, что во всех сюжетах оживающие статуи - антагонисты, сверхъестественные соперники или партнёры по диалогу с живым человеком. В центре конфликта и в фокусе авторского внимания в любом случае находится земная личность. Тем самым понять художественные функции пушкинского Каменного Гостя можно лишь отталкиваясь от образа его соперника - Дон Гуана.
Пушкинский Дон Гуан, равно как и все его литературные и фольклорные предшественники и наследники (не случайно "донжуан" стал нарицательным именем определённого типа личности), меряет окружающий мир на собственную мерку. Им движут эгоистические желания, отношения с людьми определяют привычные ему понятия о мужчинах и женщинах, удовольствиях и скуке. Жизнь для Дон Гуана - лишь материал для воплощения личных прихотей и фантазий.
Дон Гуан - герой-завоеватель, захватывающий каждый раз новые, ещё не покорённые "крепости". Вместе с тем он - актёр, импровизатор, ищущий новых форм для воплощения собственных желаний. Роднит актёра и завоевателя стремление переживать всё новые и новые ощущения, исчерпывать себя и свою жизнь как можно интенсивнее. Конечной цели, осмысленного итога для них нет и быть не может. Единственное препятствие в бесконечном движении - преждевременная смерть (а смерть для этого типа личности никогда не бывает своевременной). Именно о таком абсурдном герое пишет А.Камю в своём эссе «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»: "Это конкистадоры повседневности, которые количеством опыта побивают все рекорды и выигрывают свою собственную мораль".
Стоит подробнее рассмотреть тип героя-актёра и героя-завоевателя в пушкинском творчестве. Это даст нам, с одной стороны, необходимый смысловой фон к образу Дон Гуана, а с другой - выведет на ещё одну, весьма важную линию "статуй", "бюстов" и "монументов" в пушкинском творчестве.
Герой-завоеватель - это внешняя, экстенсивная, социальная, властная (и политическая и государственная) реализация индивидуальности. Для Пушкина одним из ярчайших образцов этого типа личности был Пётр Великий. Рисуя в своих произведениях образ первого российского императора, Пушкин опирался на исторические анекдоты и фольклорные предания, в которых отчётливо звучит тема героя-демиурга: в качестве крёстного отца Пётр даёт имена кораблям, городам, деревням и людям. Он прокладывает "Осудареву дорогу" до Белого моря, роет каналы, чертит планы церквей, устанавливает кресты, наделяет землёй. Проплывая мимо богатой рудами Пудожской горы и заметив отклонение стрелки компаса, проявляет норов хозяина-преобразователя: "Была б гора ближе к воде, быть бы ей в беде". Пётр не любит покоряться природным стихиям, норовит ехать в любую бурю.
Хорошо известен исторический контекст создания Санкт-Петербурга - города, построенного царскою волею на болоте. Мысль о насильственном вторжении человеческого и культурного начала в самые недра природного хаоса неотъемлемо присутствует у всех литераторов, пишущих о Петербурге. Мифологическая традиция - видеть в городе святого Петра искусственный, призрачный, неживой Камень-город - отчётливо реализована у О.Мандельштама:
В Петрополе прозрачном мы умрём,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьём,
И каждый час нам смертная година.
И в глазах современников, и в народной памяти облик, поведение и деятельность Петра I ассоциировались с образами и деяниями древних героев-полубогов, созидающих новый мир из хаоса и тьмы. Этот архетип был актуален и для пушкинского авторского сознания. Неоднократно отмечалось, что практически все воители у А.С. Пушкина в той или иной степени ипостаси бога-громовника. Так, в «Полтаве» Пётр изображён в стихии битвы, он - герой, подавляющий хаос социального мятежа:
Выходит Пётр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь как Божия гроза.
Дух Петра, властно взнуздавшего Россию, находит свое совершенное воплощение в монументе Медного всадника, динамичный образ которого также ассоциируется у А.С. Пушкина с грозой-угрозой-громом:
Как будто грома грохотанье -
Тяжело-звонкое скаканье...
Символ обожествленного самовластия Петра - Фальконетов монумент - и в авторской поэзии XVIII–XIX веков, и в повседневной речи того времени постоянно именовался идолом. Характерно, что именование "Медный всадник" постепенно переносится с седока на всю скульптуру. Памятник становится для сознания носителей русской культуры неким нерасчленимым языческим кентавром. Не случайна в этом контексте попытка Николая I противопоставить Медному всаднику ангела Александрийской колонны. Для адекватного понимания пушкинского отношения к кумиру на бронзовом коне стоит обратить внимание на текст надписи А.Ф. Мерзлякова «К монументу Петра Великого в Петербурге»:
На пламенном коне, как некий бог, летит:
Объемлют взоры всё, и длань повелевает;
Вражды, коварства змей растоптан, умирает;
Бездушная скала приемлет жизнь и вид,
И росс бы совершен был новых дней в начале,
Но смерть рекла Петру: "Стой! Ты не бог, - не дале!"
История Петербурга, терзаемого наводнениями с самого своего основания, равно как и история Петра Великого, не увидевшего завершения практически ни одного своего начинания, подсказывают неутешительный итог биографии этого героя-завоевателя. Царь владеет судьбами подданных, может, подобно Творцу, основать город на пустом месте, но волнения природных стихий, разоряющих его любимое детище, так же как и течение времени, неумолимо приближающее смерть, ему неподвластны. Человеческая воля, экспансия замыслов и стремлений имеет свои пределы. Эта мысль отчётливо сформулирована в образах народной легенды, записанной в 1964 году в Архангельской области:
Пётр хотел через Неву перескочить. Сидит на лошади и говорит: "Будет всё моё и Богово". Он не успел это промолвить - змей подскочил, ногу-то у лошади и откусил. И он не мог проскочить, окаменел. А надо было сказать: "Будет Богово и моё".
Очевидно, что монументальный образ Медного всадника оказывается для А.С. Пушкина, равно как и для всей русской культуры, ёмким средством раскрытия внутреннего мира личности Петра Великого.
Мостиком к другим героям-завоевателям и их скульптурным портретам могли послужить нам следующие две поэтические реплики по поводу наводнения 1824 года:
Брови царь нахмуря,
Говорил: "Вчера
Повалила буря
Памятник Петра".
Тот перепугался.
"Я не знал!.. Ужель?" -
Царь расхохотался:
"Первый, брат, апрель!"
(1825)
Если здесь пара властителей - Пётр I и Александр I - встречаются в пародийном контексте, обыгрывающем идею нерушимости памятника и олицетворяемой им власти, то в поэме «Медный Всадник» (1833) внутренний диалог эпох, наводнений и двух царственных особ менее оптимистичен. Власть земная вновь ощущает свои пределы:
В тот грозный год
Покойный царь ещё Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он
И молвил: "С Божией стихией
Царям не совладеть".
Характерно, что для Пушкина образ Александра I регулярно выступает в смысловом противостоянии и диалоге с ещё одним героем-завоевателем - Наполеоном:
Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землёй?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой?
Послушны воле своенравной,
Бедой шумели знамена...
.............................................
В своё погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.
(«Наполеон», 1821)
Грозной личностью завоевателя движет тот же мотив, что и страстным Дон Гуаном, - разочарованное самовластье, своенравное стремление к покорению всё новых рубежей.
Любопытно, что в художественном мире А.С. Пушкина Наполеон и Александр I образуют не только пару исторических героев, но и пару "божеств", подобных Перуну и Велесу. В традиционном мифе Перун-громовник стремится поразить молнией Велеса-змея, который прячется от небесной грозы под землю, под камень, в воду. Велес, в свою очередь, удерживает пролившуюся дождём воду в недрах земли. Пара соперников бесконечно меняются ролями проигравшего–выигравшего. Сходным образом в пушкинском стихотворении 1824 года «Недвижный страж дремал на царственном пороге...» Александр и Наполеон противопоставлены как равновеликие герои-полубоги.
В итоге войны 1812 года Александр-воитель поражает противника-змея:
О грозные витии,
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу!
И наоборот, в воспоминаниях о Тильзите Александр - поверженный Перуном:
...чудный взор его, живой, неуловимый,
То вдаль затерянный, то вдруг неотразимый,
Как боевой перун, как молния сверкал;
Во цвете здравия, и мужества, и мощи,
Владыке полунощи
Владыка запада, грозящий, предстоял.
Переход от исторического и психологического уровня семантики поэтического текста к плану мифологическому и символическому осуществляется А.С. Пушкиным при помощи уже отмеченного нами приёма скульптурного портрета героя-воителя. Посвящённое Александру I стихотворение 1829 года «К бюсту завоевателя» выявляет любопытный и важный разворот этой темы:
Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
Завоевание мира неотделимо от игры в завоевание, присвоение новых пространств неотделимо от перевоплощения в новые социальные и культурные роли. Так Наполеон переходил от роли республиканского генерала к роли диктатора "в интересах республики", к роли императора и, наконец, владыки полумира. Сходным образом Александр I роль конституционного монарха одной из европейских держав сменил на роль спасителя Европы и полновластного правителя своей половины мира. Актёрство в крови великих политиков.
Но если все великие деяния - только актёрство и желание новых ролей в повторяющемся репертуаре жизни, то очевидна бессмысленность и бесцельность такого проживания и "прожигания" жизни. Эта идейная коллизия оказывается в центре стихотворения «Герой» (1830). Кульминационная точка произведения - Наполеон в холерном госпитале в Египте:
...он,
Не бранной смертью окружён,
Нахмурясь, ходит меж одрами
И хладно руку жмёт чуме
И в погибающем уме
Рождает бодрость...
Если рукопожатие со смертью - это позирование, актёрство (или, хуже того, откровенная фальшивка, пропагандистский трюк, как предполагает собеседник поэта), то кажущаяся живой и мужественной личность оказывается на поверку "героем без сердца", идолом, "куклой чугунной", что стоит в деревенском кабинете Онегина. Не имея иных мотивов, кроме разочарованного самовластья собственных желаний, кроме стремления упоить душу новыми впечатленьями, человек обращает свою жизнь в игру со смертью, в бессмысленный пир во время чумы:
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
..........................................И в дуновении Чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
............................................
Итак, - хвала тебе, Чума!
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьём дыханье -
Быть может... полное Чумы!
Обратим попутно внимание на совпадение в описаниях пира среди гробов и тризны по вещему Олегу: "Ковши круговые, запенясь, шипят // На тризне плачевной Олега: // Князь Игорь и Ольга на холме сидят; // Дружина пирует у брега". У Пушкина не бывает случайных совпадений, все они мотивированы общей поэтической логикой. Похоже, что герои «Пира во время чумы» творят поминки по самим себе.
Окружающий героев «Пира во время чумы» (и подобных им персонажей «Маленьких трагедий») "ужас мёртвой пустоты" рождает только одно желание - бесчувствия и беспамятства. Им хочется забыть, что ушедшие в иной мир тем не менее видят нас, связаны с живыми незримыми нитями воспоминаний, сочувствий и молитв:
Клянись <...> оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей её бессмертных
Скрыть это зрелище!
Представление о том, что физически умершие духовно по-прежнему находятся рядом с нами, отчётливо выражено в народной культуре. Помимо понятий о загробной жизни, об особой близости живых и умерших во дни церковных и домашних поминаний, эта связь обнаруживается на уровне бытовых присловий. Когда не хотят ругаться с кем-то, говорят: "Сказал бы, да печь в хате"; когда видят что-нибудь постыдное, то говорят: "Хоть святых выноси". В первой поговорке ещё с дохристианских времён живёт память о том, что печь, очаг - средоточие домашнего духа, местопребывание всех душ умерших родственников, которые слышат всё, что творится в доме. Христианская вера даёт новое качество этим представлениям о непрерывающейся связи с иным миром: иконы, образа - окна в иной мир, с помощью которых мы видим наших небесных покровителей, а они видят нас и наши поступки, что и отразило второе присловье.
В ряду этих же представлений находится любой скульптурный портрет, надгробие, памятник - то есть то, что воплощает образ личности в её новом, посмертном качестве для тех, кто смотрит на изображение и помнит об ушедших. Тем самым надгробный памятник ставит человека перед лицом смерти. Именно в этом свете должна быть сформулирована основная коллизия «Каменного Гостя»: если смерть физически отрицает жизнь, то какова духовная цена человеческого существования, что остаётся от человека по его смерти?
Собственно, не только в истории Командора и Дон Гуана, но и во всех «Маленьких трагедиях» герой на пороге собственной смерти нуждается в проверке своих жизненных установок и ориентиров:
Скупому рыцарю наследует сын-"расточитель";
Рациональный Сальери не может вычислить цену смерти и преступления;
Воздушный гений Моцарта венчается заказом Реквиема - неожиданная, увлекательная и одновременно катастрофическая задача: соединить свои личные привычки и настроения с общечеловеческим знанием о смерти (реквием - заупокойная служба, имеющая не авторский, а богослужебный текст и смысл);
Привычное тепло и свет родного очага Вальсингама поглотила чума.
На фоне названных героев пушкинского драматического цикла Дон Гуан стоит особняком, решая вопрос о смерти не в частностях и не опосредованно, а лицом к лицу с ней.
Всю свою предшествующую жизнь Дон Гуан не видел в чужих смертях образа собственной смерти. Убить человека, попутно убить его брата, ищущего справедливого возмездия убийце, волочиться за вдовой убитого, уговаривать её не мучить себя "вечным поминаньем супруга" - не значит для него ничего, кроме нового приключения, нового трофея. Всё венчает оскорбление умершего человека предложением прийти посмотреть своими глазами на готовящееся блудодеяние. То, что страшит Вальсингама - в ином мире видят его земные бесчинства, - только веселит и волнует кровь Дон Гуана.
Эти унижения и оскорбления человеческой личности (чужой и своей) в конечном итоге - оскорбление Бога, ибо человек есть образ и подобие Божие. "Мне отмщение и Аз воздам, глаголет Господь" (Евр. 10, 30). Испрошенная пусть и в шутку встреча с Каменным Гостем осуществляется и становится встречей со смертью. Дон Гуан встречает её, как подобает воину, но воину, терпящему поражение, ибо ему нечего защищать и отстаивать. Его завоевания не имели цели. Живая, деятельная плоть, изворотливый ум, страстная воля скрывали мёртвую душу.
И наоборот, Командор - по "должности" воин и завоеватель, по сути - хранитель домашнего очага, нравственного достоинства, чести. Его невзрачная прижизненная внешность скрывала высокий дух, воплощённый ныне в подобающем надгробном портрете:
Каким он здесь представлен исполином!
.............................................................А сам покойник мал был и щедушен.
..............................................................
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза, - а был
Он горд и смел - и дух имел суровый...
Это несовпадение внешнего образа и внутренней сути одушевляет сюжет «Каменного Гостя» и, шире, всего драматического цикла.
Пушкин не предрешает нравственных выводов читателя «Маленьких трагедий», все конфлик ты имеют открытые финалы, обрывающие действие в кульминационной точке. Вместе с тем вектор собственной творческой биографии и жизненной философии Пушкина достаточно однозначен. Это не материализованное в славе, чинах, наследстве, собраниях сочинений завоевание мира, но "памятник нерукотворный" - посмертное существование в душах благодарных потомков, в их мыслях и чувствах добрых:
Уходят в последнюю осень поэты,
И их не вернуть - заколочены ставни.
Остались дожди и замёрзшее лето,
Остались стихи и ожившие камни.
(Ю.Шевчук. «Последняя осень»)
Похожие статьи
